На первом привале Саша распустила узел веревки. В тот же миг она едва не лишилась сознания от боли. Она уже в самом начале пути чувствовала: ноша ерзает, царапает тело. Не придала этому значения. Теперь наступила расплата – грубый портфель в кровь натер кожу на животе. Но в первый день, превозмогая боль, она все же сняла ношу. Шагин спрятал портфель в стороне.
И почти тотчас послышался стук копыт, донеслись голоса. Четверо всадников с карабинами поперек седел проехали шагах в двадцати. Возьми они чуть левее, путники оказались бы у них на дороге. Затаившись, чекисты видели: конники то и дело приподнимались на стременах, озирались по сторонам.
– Ищут кого-то, – сказал Шагин. И прибавил, пряча глаза, словно извиняясь: – Придется подвязать портфель.
…Сейчас подходили к концу четвертые сутки пути. И последние два дня они не могли раздобыть воды.
Шагин вернулся, молча лег рядом.
– Ничего, Андрюша. – Саша нащупала его руку. – Перетерпим.
– Все вокруг излазил. Были два болотца – высохли… А в пяти верстах хата. Мазанка. Рядом огород. Поодаль ящички стоят рядком. Вроде бы пасека.
– А колодец?
– Не обнаружил, сколько ни смотрел. Странно, должна же быть вода!
– Может, за мазанкой?
– Нигде нет колодца. И чтобы родничок был, тоже незаметно. Уж я ползал вокруг, глядел…
– Вечером пойдем туда, Андрюша.
Шагин промолчал. Еще перед тем как отправиться в путь, они твердо решили: двигаться будут только ночами, не по дорогам, а напрямик, стараясь обходить села и хутора.
Но как быть теперь? Саша в таком состоянии… Да и сам он едва держится. Сегодня, когда искал воду, вдруг почувствовал сильный озноб, застучало в висках. В последние секунды, когда уже гасло сознание, успел рубахой прикрыть затылок от солнца… Потому-то и вернулся так поздно – приходил в себя, собирался с силами.
Наступил вечер.
Лежа позади ульев, Шагин всматривался в светлевшую неподалеку мазанку. Минуту назад Саша постучала в дверь этой халупы и была впущена в помещение.
К жилищу пасечника они подобрались на закате, залегли в отдалении. Удалось увидеть двоих обитателей мазанки – древнего старичка и женщину помоложе. В сумерках они загнали в дом несколько цесарок, ушли туда сами. Некоторое время в единственном оконце халупы мерцал слабый свет, потом погас. Ничто не свидетельствовало о том, что в доме могли быть другие люди. И Саша рискнула.
Снова зажегся огонь в оконце. Вслед за тем скрипнула дверь. Шагин скорее угадал, чем увидел силуэт Саши в темном дверном проеме.
– Андрюша, – громко позвала она, – где же ты остался? Ходи до хаты!
Шагин перевел дыхание, сунул револьвер за поясной ремень, поспешил к мазанке.
…Они пили и пили несвежую тепловатую воду и никак не могли насытиться. Хозяева молча наблюдали. Дед сидел у оконца на широкой деревянной скамье. Высокая и очень худая старуха стояла у большой деревянной бадьи, ковшом черпала из нее воду,