– Нет, Марин. Старость ничего не меняет, – шепотом ответила Сири на мой молчаливый вопрос. – Во всяком случае, тепла и близости хочется по-прежнему. Но ты должен сам решить, любовь моя. Я приму любое решение.
И я решил. Мы заснули ближе к рассвету.
Гробница пуста.
– Донел, иди сюда!
Он поспешно заходит, в гулкой тишине громко шуршит ткань. Гробница действительно пуста. Никакой анабиозной камеры (да я и не надеялся), никакого саркофага или гроба. Белые стены и потолок, яркая лампочка.
– Донел, что это, черт возьми, такое? Я думал, это усыпальница Сири.
– Так и есть, отец.
– Где ее похоронили? Бога ради, она что – лежит под полом?
Донел потирает лоб. Да, конечно, я же говорю о его матери. К тому же для него со времени кончины прошло уже два года, он привык.
– Никто тебе не сказал?
– Не сказал что? – Меня захлестывают злость и растерянность. – Мне велели срочно явиться сюда прямо с посадочной площадки, сказали, что я должен прийти на могилу Сири до запуска портала. Что еще?
– Согласно маминой последней воле, ее кремировали, а пепел развеяли с самой высокой платформы нашего семейного острова, в Великом Южном море.
– Тогда зачем построили этот… этот склеп? – Я тщательно подбираю слова, чтобы не задеть чувств Донела.
Он снова трет лоб и оглядывается на дверь. Толпе снаружи нас не видно. Мы явно не укладываемся в расписание. Некоторые члены совета уже поспешно спустились с холма и присоединились к другим чиновникам на высоком помосте. Сегодня мои неторопливые страдания не просто сорвали им все планы, но превратили все в какой-то скверный спектакль.
– Мама оставила определенные указания. Мы их выполнили.
Он дотрагивается до стены, небольшая панель отъезжает в сторону, за ней открывается ниша, а там лежит металлическая коробка. На ней выгравировано мое имя.
– Это что такое?
– Личные вещи. – Донел качает головой. – Мама оставила их тебе. Подробности знала только Магритт, а она умерла прошлой зимой, так ничего никому и не сказав.
– Хорошо. Спасибо. Я выйду через минуту.
Донел смотрит на часы:
– Через восемь минут начнется церемония. Портал запустят через двадцать минут.
– Знаю. – Я действительно это знаю, точно знаю, сколько осталось времени. – Выйду через минуту.
Донел мешкает на пороге, но потом все-таки уходит. Прикладываю к датчику ладонь и закрываю за сыном дверь. Ставлю на пол необычайно тяжелую коробку и усаживаюсь на корточки. Еще один датчик, поменьше. Опять прикладываю ладонь. Крышка отъезжает в сторону.
– Чтоб меня, – тихо говорю я.
Не знаю, что я ожидал увидеть – может быть, какие-то памятные мелочи, приятные напоминания о проведенных вместе ста трех днях. Высушенный цветок, который я когда-то ей подарил, или витую ракушку – за такими мы вместе ныряли под Февароной. Ничего