Я думаю, ты уже догадался, от кого письмо. Я хотел сказать тебе устно, но не успела.
В общем, я люблю тебя, и ты это давно знаешь, но я не буду дружить с тобой, хотя ты, наверное, и сам не подойдёшь ко мне больше.
Коля, сожги, пожалуйста, мои фотографии. Ведь ты же считаешь, что я недостойна твоей любви, так зачем тебе мои фотки?
Коля, и ещё одна просьба: не думай обо мне плохо – поверь, я не заслужила этого. Я люблю только тебя и ни на кого не обращаю внимания. Я просто хотела доказать тебе что-то, а сама не знаю – что. Короче, давай считать, что мы просто не знакомы.
Пишу я тебе из Курагино потому, что устно я тебе не могла этого сказать – я бы опять расплакалась и тому подобное.
Прощай!
Галя.»
Я хотел расстроиться и загоревать всерьёз (в принципе, как ни крути, – отставка полная!), но не получалось. Я был счастлив. Во-первых, Галя моя жива и здорова, обитает у родственников в селе Курагино. Ну, а во-вторых, я понял-уловил, что и в это самое Курагино Галочка убежала из-за меня, и письмо писала со слезами ЛЮБВИ на глазах…
А через несколько дней Судьба подарила нам изумительную по неожиданности и накалу счастья сцену. Я в Абакане встретил мать и сестру, которые прилетели-возвратились из гостей от родственников, в автобусе они сели впереди, а я забрался на камчатку, чтобы подумать-погрустить в одиночестве. Народу было довольно много, но место рядом со мной осталось свободным. Вдруг, уже выехав из города, автобус на повороте к нашему селу притормозил и остановился: обычное дело – кто-то голоснул. И вот я поднимаю взгляд и вижу в дверях автобуса мою Галю, по которой соскучился неимоверно, которую только что обнимал и целовал в мечтаниях, – вижу реально и воочию! Именно в этот день и час она возвращалась из своего Курагина. Галя тоже вмиг углядела меня в глубине салона, совсем почему-то не удивилась, прошла, села рядом. Надо было видеть наши блаженные улыбки до ушей, наши сияющие глаза – мы не могли оторвать взгляды друг от друга! У нас, правда, хватало ещё сил и сознания, чтобы не слиться прилюдно в жарком бесконечном поцелуе (тогда это было не принято). Но, улучив момент, я всё же положил-пристроил свою горячую ладонь на её открытую сверх меры ногу (платьице на Гале было, как всегда, мини-мини), и мы буквально чувствовали-ощущали, как жар и энергии наших тел переливаются, соединяются, смешиваются в общий коктейль возбуждённого и пылающего единого организма.
В тот вечер мы не расставались до самого допоздна и опять, уже в какой раз, были на миллиметр от того шага в отношениях, который мог повернуть наши дальнейшие судьбы совсем по другому пути. Но всё и на этот раз ограничилось поцелуями, бурлением крови, обнажением тел и ласками-объятиями до боли…
Роман наш неизбежно приближался-стремился к финалу. В одном из писем, провожая меня в армию (меня в очередной раз забривали, но опять вышла отсрочка), Галя обещала ждать меня и совершенно ещё по-детски аргументировала-подтверждала свои клятвы:
«…до твоего прихода из армии (если тебя возьмут) я не буду дружить ни с кем: могу дать слово, что за полугодие у меня будет не больше