– Смотри, – я вытягиваю перед собой руки, сложенные в кулаки, прямо к твоему лицу, – левая рука – это Корк, правая – Гарвард.
Ты внимательно, хоть и несколько скептически, смотришь на меня, словно ждёшь фокуса. Но фокуса не будет. Я не маг, я реалист.
Я прячу правую руку за спину, а левый кулак ещё больше выставляю вперёд.
– Что-то я не вижу твоего Гарварда, – замечаешь ты язвительно, скрещивая руки на груди.
– Точно так же как и я не вижу возможности поступить туда. Гарвард – другая галактика, о которой такие, как мы, можем только мечтать.
– Мы? – удивляешься ты. – Не знаю, что ты себе думаешь, но я явно не вхожу в это твое «мы». Гарвард – моя мечта. Я хочу там учиться, сколько себя помню. И я, конечно, не спрашивала у Гарварда, но думаю, он тоже хочет, чтобы я в нём училась.
Довольно амбициозно.
– Что ж попытайся, – я повторяю твой жест: скрещиваю руки на груди. Уж слишком рьяно ты на меня нападаешь.
– Я поступлю туда и уеду отсюда, – уверяешь ты, скорее, пытаясь убедить саму себя.
Я поживаю плечами.
– Какой же ты всё-таки засранец, – раздраженно говоришь ты и живо направляешься в сторону своего дома с фиолетовой крышей. Я снова нагоняю тебя.
– Флоренс! – зову я громко, от чего на миг сам пугаюсь, и ты, хоть и неохотно, но всё же поворачиваешься. – Что я сделал не так?
– Ничего, – бросаешь ты, но я-то вижу, что задел тебя.
– Я не хотел тебя обижать.
– Такие, как ты, меня не обижают – такие, как ты, меня подстегивают.
– На что?
– На то, чтобы добиваться своего. Если кто-то говорит, что ты чего-то не можешь, то не значит, что это так и есть, – ты выпрямляешься, словно струна, – лучше попытаться и проиграть, чем ничего не делать и потом всю жизнь жалеть.
– Полностью согласен, – абсолютно серьёзно говорю я, – но порой всё же не получается иметь то, что хочешь, и тогда нужно мириться с тем, что имеешь.
– Я не желаю мириться с тем, где я сейчас. Это место мне не подходит.
Как и я.
Я молча ухожу. Не знаю, смотришь ли ты мне вслед или же сразу уходишь, так как иду, не оборачиваясь.
***
– Благослови, Господи Боже, нас и эти дары, которые по благости Твоей вкушать будем, и даруй, чтобы все люди имели хлеб насущный. Просим Тебя через Христа, Господа нашего. Аминь.
Когда мы ужинаем молитву обычно, произносит отец, а когда обедаем – мать, потому что в обеденное время он работает. Наш отец человек невероятно закрытый, из таких, которые предпочитает слушать, нежели говорить. Он всегда довольно холоден и строг с нами. Считает, что его главная задача – обеспечивать нас материально, а разговоры по душам, а тем более нежности с детьми (особенно сыновьями) не допустимы. И так как у нас никогда не было сестры, и мама – единственная женщина в семье, то со временем дом превратился в казарму. Конечно, наш отец не тиран, но чем старше я становлюсь, тем чаще думаю, как было бы здорово, если бы хоть иногда он вёл себя с нами как с детьми, а не очередными подчинёнными.
После молитвы мы приступаем