Но этого обещания хватило буквально до следующего вечера, когда на пороге спальни Сальмы появился пастух. Судя по мокрым волосам и вспотевшей рубахе, он вернулся с пастбища. На серьге в левом ухе застыла капелька пота.
Утерев пот и загладив волосы назад, он громко сказал хозяйке:
– Я ухожу. Мне здесь больше нечего делать!
Сальма, что весь вечер самозабвенно предавалась воспоминаниям о былых временах за бутылкой крепкого вина, только-только открыла глаза.
– Подожди! – она попыталась встать. – Скажи, что случилось?
– Наши две последние коровы… – он снова нервно начал заглаживать волосы назад. – Их больше нет…
Сальма начала трезветь.
– Давай-ка, – она задохнулась от подступившей к горлу икоты, – Не будем торопиться, ладно?
Пастух перемялся с ноги на ногу и хотел что-то сказать, да так и завис с раскрытой челюстью.
– Ты остаешься здесь! Я настаиваю.
Пастух хотел быть честным перед своей хозяйкой. У него больше не было сил смотреть, как она губит себя. Но в то же время понимал, что судьба обошлась с ней слишком круто, поэтому смолчал.
И сейчас, стоя в дверном проеме, старался не смотреть на её почти оголившуюся грудь.
– Я пойду, – пастух обернулся и застыл в проеме двери, – надо сжечь трупы.
Сальме не понравилось, как он на нее смотрел. Она хотела окликнуть пастуха, но начисто забыла, как его зовут.
Сальма хотела снова пообещать себе, что завтра она не притронется к спиртному. Но женщина знала, что нет ничего хуже обещаний. Сейчас она нуждалась в твердом намерении.
На дне бутылки, что стояла на прикроватном столике, кажется, осталось немного. Дрожащими руками она ухватилась за горлышко и всмотрелась в дно:
– Маленькие рыбки плещутся в пруду… – Сальма сделала глоток и тут же поперхнулась. За кашлем последовала рвота. Она, уже по привычке, хотела позвать девчонку, что убиралась в доме. Но тут же вернулась с бахусовых небес на землю.
Утерев рот тыльной стороной ладони, она плюхнулась в кровать и крепко уснула.
Утро встретило её болью в голове, сухостью и противным привкусом во рту. Наконец, двоившийся светильник на потолке, с подтеками воска, обрел четкость.
С улицы доносились разноголосое пение петухов и кудахтанье кур. «Слава богу, – думала Сальма и мысли причиняли ей невероятную боль, – хоть эти живы»
Она пошарила по столику, столкнув на пол пустую бутылку. Схватившись за голову, со стоном, Сальма поднялась с постели и, пошатываясь, пошла к баку с водой, что стоял у противоположной стены.
Железный ковш с гнутой ручкой плавал на поверхности. Женщина взяла его и зачерпнула, а затем поднесла к губам и начала пить. Будто не замечая, что вода течет мимо губ, по шее и прямо на ночную рубашку.
Утолив жажду, остатками воды, она полила гудящую голову.
Опустив ковш на место, Сальма стянула с себя ночное облачение и повернулась к