– Договорились. – Градус нетерпения дошел у парня до предела. – Поедем уже, а? – дрогнувшим голосом попросил он.
Егор Волков пристально посмотрел ему в глаза.
– Не нравится мне твой тон, приятель. Прошу тебя: будь умницей и не дури.
– Не буду, – пообещал писатель.
– Ну, с Богом.
Егор надел очки, сжал в руках палки и ринулся вниз. Его фигура стремительно удалялась, скользя по белоснежному полотну, слепящему глаза.
Семенов выждал, сколько нужно, затем тоже надел очки и с радостно бьющимся сердцем рванул с перевала вниз, чтобы целых два с половиной километра мчаться по склону перевала стрелой.
Егор пересекал ледник огромными дугами, стремительно летя вниз по мягкому, никем не укатанному склону. Ветер бил ему в лицо, ощущение бешеной скорости пьянило. Егор не раз думал, что только в такие моменты – на грани наслаждения и опасности – можно почувствовать ценность и полноту жизни. Он отлично понимал любовь к снегу швейцарских горных охотников – первых, кто освоил целинное катание.
Впереди показался бергшрунд[2]. Егор был бы рад взять его с лету, но мысль о ведомом, который съезжал с перевала по проложенной им трассе, заставила Егора сделать вираж и объехать раскол по широкой дуге.
Семенов, мчавшийся за ним, видел, как инструктор аккуратно объехал бергшрунд, и должен был повторить маневр, и уже готов был это сделать, как вдруг в груди у него поднялось чувство, которого Павел и ждал и боялся. «Слабо?!» – словно бы спросил его внутренний голос.
Впереди уже виднелась кромка раскола, сворачивать было поздно. Семенов сосредоточился, достигнув предельной концентрации, а затем на полной скорости взвился с края бергшрунда, перелетел через раскол и приземлился на рыхлый снег.
«Удалось!»
Он понесся по склону дальше, взмывая вверх на кочках-трамплинах и взметая каскады снежных брызг. Только пару секунд спустя он понял, что, пройдя опасный участок напрямик, опередил инструктора и что тот несется у него за спиной.
На мгновение перед его мысленным взором пронеслось лицо Егора Волкова, искаженное яростью, и его рот, изрыгающий проклятья, но менять что-либо было поздно. А потому Семенов решил не забивать себе этим голову и наслаждаться спуском. И вот тут-то самонадеянность сыграла с Павлом дурную шутку. Прежде он катался только по накатанным трассам и никогда еще не съезжал с горы по целинному, «необъезженному», леднику. Семенов даже не понял, что случилось – только что он летел вниз, и вдруг что-то сильно тряхнуло его, а затем мир вокруг завертелся волчком, а лицо обжег ледяной снег. Еще доля секунды – и что-то сильно ударило его в плечо, едва не выбив из него дух, и вот он уже не едет, а кубарем летит по склону, и перед глазами у него мелькают лыжи и палки…
2
– Эй! Ты живой?
Семенов открыл глаза и посмотрел на лицо инструктора, склонившееся над ним.
– Жи… живой.
– Руки, ноги целы?
– Не знаю.
– Подвигай ими.
Семенов пошевелил ногами. Потом – руками. Тело болело, но руки и ноги были в порядке.
– Встать