– Идите…Идите… – ревела она ему и махала рукой в сторону комнаты. – Это я… нервное… у меня… сейчас…
Она просто сидела на полу и плакала… Потом просто сидела… Потом пошла в их спаленку и прилегла… Слышала, как он загоняет детей в бабушкину кровать, что-то недолго рассказывает им.
– Всё нормально? – Заглянул он к ней вскоре.
– Да, любимый! – ответила она.
И только когда зазвенела посуда, она вспомнила, что муж до сих пор не ел.
Она лежала на спине, чёрно смотря в темноту. Он тихонько зашёл в комнату, и её сковало ещё надёжнее, когда она услышала, как он снял трусы, а ночные не надел. Зевнул глубоко, повертелся, и через мгновение она ощутила его руку на своём животе, потом ниже…
– Ты хочешь? – идиотски прошептала она.
Он как-то упёрся вдруг, убрал руку. У неё задрожали губы, и тело неосознанно, порывом, двинулось к нему.
Андрей отвернулся к стене и сжал зубы до скрежета. Главное – не заорать, почему-то шепнула мысль. Только через несколько секунд он ощутил, что всё его тело напряжено до последней степени, как бетонная балка. Он задышал и стал потихонечку возвращаться в человека, опадая частями на матрас и на подушку.
Противно было не то, что он так быстро, не наслаждаясь, кончил, а то, что в её сухости и прилежности всхлипов он окончательно уяснил для себя полное отсутствие желания. В такое унижение он не верил, такого ещё не испытывал от неё. По сравнению с тем сказочным вечером в квартире, когда она, как раньше, приказывала хриплым, почти мужским голосом: «Ещё хочу», когда он снова почувствовал себя сильным, поверил, что она снова любит, когда её солнечный жар поглощал и уничтожал его сознание до самой вспышки, это было – словно труп насиловать. Да даже по сравнению со всеми теми редчайшими ночами, что были у них за последние годы, которых он тихо и понимающе ждал, в которые любил её искренне, а она молча лежала на спине… Понятно, что при родителях невозможно; понятно, что, когда дети спят в соседней кровати… Хотя почему невозможно-то! Ведь было же у них раньше везде, даже в машине… А теперь «я не могу», «потом»… «Я люблю тебя, честно», а тело говорит совершенно обратное… И на его слова о любви, о ласке, на его просьбы открыться, поговорить, стать ближе – то же, то же…
Он очень жалел её. В детстве у него был один приятель по турклубу. Он был «экономным», не верил, что в его рюкзаке лежат общественные продукты и предпочитал есть пищу со спин своих товарищей. Владимиру Филиппычу, тренеру, перед одним дальним походом на это пожаловались, но он сказал ребятам не обращать внимания. К концу двухнедельного путешествия парень упрашивал идущих налегке спутников скушать что угодно из его набитого, как и в первый день, рюкзака. Но ему никто не помогал.
Обида уходила, в отличие от неприятной пульсации в промежности. Он усмехнулся над ноющим ощущением своего бессилия, вызванного редчайшим употреблением инструмента: натянутая до предела ниточка, постоянно напоминающая о неудовлетворённости