Ни о каком обещанном наслаждении и речи не шло. Она болталась между двумя парашютами, как безвольная, зарёванная сосиска, и мечтала только о том, чтобы это всё побыстрее закончилось. Когда земля начала набегать, она попыталась сгруппироваться, как учили, выставить ноги, но не тут-то было. Второй парашют мешал ей принять вертикальное положение, и, как она ни пыталась выставить ноги вниз, у неё это так и не получилось. Она быстро приблизилась к земле и упала на неё, как мешок с пылью, гулко ударившись шлемом и издав гортанный, звериный звук. Резко взвизгнула боль в левой ноге, которую она до последнего момента всё же пыталась выставить навстречу земле. Её шмякнуло ещё раз, потом потянуло. Она суетливо пыталась затушить парашюты, но даже и с одним ей было не справиться. Она цеплялась за стропы, а её всё тянуло куда-то, больно подбрасывая на кочках, она ревела и цеплялась, а потом, когда её снова садануло головой о землю, перестала цепляться и только ревела, до тех пор, пока движение не остановилось и над ней не появились встревоженные лица.
Её кое-как достали из упряжи. Она сидела, грязная, всклокоченная. Всхлипывала. Долго пыталась достать телефон, чтобы позвонить папе, чтобы он забрал её скорее. Но руки совсем не слушались. А потом подбежал Денис, и вытирал её лицо платком, и почти что бегом нёс её на руках до медпункта.
Было смурно и душно. Изображения людей за столиками подрагивали и терялись. Она была совсем вяленькая и, если честно, в кафе с ним поехала только потому, что «доча должна уметь прыгать…» Если бы не это, она бы точно уже ехала с папой туда, где её окружит безопасность и любовь. За время, пока ей перевязывали ногу и обрабатывали ссадину на лице, она отдышалась. Правда, на его попытки пошутить обо всём об этом она не реагировала, зато позволила заказать себе чаю и выпила его, взбодрившись. Когда она, обняв горячую кружку ладонями, попивала чай, начался выпуск новостей по телевизору. Комментатор смачно вгрызался в цифры разорванных на части людей, исторгал радость, что знает новые подробности катастрофы. Влажные рты за соседними столиками жевали, не переставая; глаза поднимались к экрану с выражением сытого сочувствия и через секунду возвращались к пище.
Мамины глаза.
Её чуть не стошнило от такого открытия. Чай рванулся по горлу ярким ужасом смерти – словно кто-то толкнул её в белую пропасть. Подышав, она произнесла, что не вынесет этого, и Денис тут же устроил так, чтобы новости пропали.
Всю дорогу назад они промолчали. Сгустились сумерки, шёл мелкий дождь… Пару раз он начинал что-то говорить, но Лена неопределённо хмыкала в ответ. Старалась упираться ногами в пол – иначе казалось, что под ними дрожит пустота.
Подвезя её к дому, он спросил:
– Ну скажи мне, ты что – так перенервничала? –