За спиной послышались окрики, там нестройная толпа, вооруженная кольями, топорами, вилами и косами, волнуется и потрясает своим грозным оружием, перед ними размахивает руками приземистый и грузный мужик с черной разбойничьей бородой.
– Доколе будем только прятаться? – орал он. – Мы что, овцы?.. Доколе, я спрашиваю?
Кто-то возразил несмело:
– Дядя Джон, мы ж не прячемся уже…
– Отбиваемся! – крикнул мужик, которого назвали Джоном. – А нас уже сколько?.. Вон старгатцы влились в нашу деревню, мы теперь село, а не деревня!.. Почему трусим?
Я пустил коня к ним ближе, мужик замолчал и посмотрел на меня с надеждой.
– Тролли? – спросил я.
Он выкрикнул в ярости:
– Зеленомордые опять напали ночью и выкрали скот!.. А еще и убили двоих, вот с краю мой свояк лежит с разорванным горлом!
– За свояка надо мстить, – согласился я.
– А как же, ваша милость!
– И что надумали?
Он прокричал:
– Надо наконец-то самим пойти на них!
– Ого, – сказал я. – А что, их там кучка?
Он фыркнул.
– Не кучка, но они не живут большими племенами. Их там не больше десятка самцов и три-четыре десятка самок с детенышами. Раньше жили охотой, а теперь повадились нас грабить!.. Это легче, мы же хуже овец!
Парень, что пугливо держится в сторонке от толпы, возразил:
– Но мы все равно богатеем, дядя Джон!
Он зыркнул на него злобно и с отвращением:
– Умолкни, трусливая тля!.. Мы, люди, должны смести их с лица Земли! Чтобы наши внуки жили спокойно!
Я поинтересовался:
– А где зеленые?
Он протянул руку в сторону леса.
– Вон там! Даже не прячутся. Сразу же за первыми деревьями. Солнца не очень любят, жабы проклятые!
– Высыхают быстро, – объяснил я.
– Вот-вот, а в дождь так и вообще ходят у нас между домами, скот забирают!.. А наши сидят за дверьми и дрожат, на все крючки и запоры закрываются.
Я сказал:
– Тогда действуйте! Я здесь проездом, но мне как раз в ту сторону. Помогу.
Мужик посмотрел на меня недоверчиво.
– Хорошо, если так. Спасибо на добром слове! И один такой… с мечом и луком – помощь… Эй, парни, двинулись! Не расходиться, держаться вместе, прикрывать друг друга!..
Он поехал сбоку, поглядывая, как они двинулись молча, злые и решительные, сжимая в руках крестьянское оружие.
Мужик оглянулся на парня.
– Ты остаешься?
Я сказал ему:
– Оставь этого политкорректника.
– Кого-кого? – переспросил он.
– В моем королевстве, – объяснил я, – трусость называют политкорректностью. Ну, чтоб не так стыдно. Тогда как бы и не трусость…
– А-а, – протянул он понимающе, – значит, остатки совести еще остались.
– Но их быстро затаптывают, – сказал я, – без совести жить спокойнее.
Парень, покраснев