А осенью хотелось чтобы Пу Эр Шу Ван был мудрым, серьёзным, спокойным, с длинною волною. Из листьев старых деревьев. Сливочным, объёмным и многослойным. Для долгого разговора, длинных историй и дней, исполненных некричащей красоты срединности.
Хотелось, чтобы не взрывались буревестники – живые или механические под и над Белым морем. Чтобы не было ни Чернобыля, ни Сарова.
Хотелось, чтобы Тунму Бянь был сглаженно-табачным, таящим во рту, мягким, растапливающим. Чтобы размораживал все внутренние шестерёнки.
Хотелось, чтобы росгвардейцы полюбили, наконец, людей, или, хотя бы, как в песне – «в мусора брали только после двух лет у психоаналитика». Хотелось, чтобы Цзинь Цзю Мэй был сложен, чтобы в него вглядываться и вслушиваться. Чтобы содержал больше листьев и меньше горчинки. Мёд, карамель, тепло и энергия паровоза, цветочное послевкусие в конце, на острие горчинки – огненной бог.
Хотелось, чтобы помада была кремообразной, а на второй продукт была скидка. Нежное «розовое дерево». Или насыщенная кремовая в оттенке 699 – «элегантная золотая упаковка подчёркивает богатые цвета».
Хотелось, чтобы Шен был ясным и прозрачным: наблюдать за сменой сезонов, развивать тонкость и чувство времени – а, значит, и своевременность действий. Ведь лесной чай – самое близкое к изначальной идее чая: так можно чувствовать длинный пульс природы в себе.
Хотелось, чтобы эмоциональная привязанность совпадала с физическим влечением, а физическое влечение не знало бы норм и границ. Хотелось, чтобы секс и мастурбация не были эмоциональным эскапизмом, так же как и сон или намеренная депривация сна, игра, кино, психотерапия и медитация.
С чаем его научил разбираться Амо – чайный человек. А с помадами – Добромила. Политика же не звучала в эту эпоху только в самых глухих углах.
Амо «подсел» на Добромилу, что автоматически подключило Любодара к миру чаёв. А сама Добромила то и дело думала о скидках в магазине дешёвой женской парфюмерии. Дешёвые духи она не любила, а вот косметику – не оторвёшь. Оттого мозги Любодара частенько бывали атакованы всякими хайлайтерами, бронзерами и прочей шелухой, которую в производственных масштабах закупала Добромила или – если заканчивались деньги – составляла списки на будущее.
В целом, жилось с ней неплохо.
Любодар был обитателем желтосветной комнаты и мира. Мира – днём, а жёлтого света – ночью. Добромила – жилица бесконечных наполненных людьми и идеями комнат. Были они нежными тёплыми существами с мягкой плотью и душою. Ночью медовый свет падал тут и там в их жилище – из красной шапочки комнатного торшера, балконного фонаря, свечей и глаз Любодара – он отделял их от мрака и шороха ночи. Он прятал их глубоко в нутре здания, в самой его сердцевине, а иногда выпускал ближе к краю – туда, где гуляют ветры и висит, грозясь, толстая луна.
Днём ветер выносил их из дома – в метро, автобус или общий автомобиль. Всюду окружал их свет, звук и люд, а иногда – древние монеты.
Ночью