Узнав у портье, в каком номере остановились мадемуазель Тимашева с компаньонкой, тетушка поднялась на второй этаж и постучала в дверь с цифрой «21». Она услышала смех, визг и возню, какую устраивают дети, когда в детскую стучит строгая воспитательница и надо спрятать следы шалости.
– Кто там? – наконец раздался девичий голосок.
– Мадам Львова. Откройте, моя милая, – как могла строго сказала тетушка, хотя ей хотелось совсем иного.
Потребовались еще возня и шушуканье, прежде чем дверь открылась. На пороге стояла Настасья, раскрасневшаяся, со сбитой прической. В глазках прыгали лукавые искорки. Девушка была свежа и хороша. Нельзя не пожелать такую невесту любимому племяннику.
Хоть горячая кровь молодости привлекала, тетушка взяла строгий тон.
– Что вы, моя милая, смотрите, будто не узнаете?
Настасья улыбнулась так чисто и беспечно, что не было сил на нее сердиться.
– Что вы, мадам Львова, как можно!
– Так пригласи уж войти… – сказала тетушка и, не ожидая формальностей, вошла сама.
Номер был именно в таком безобразии, какое следовало ожидать от барышень на свободном выгуле. Повсюду разбросаны фантики от конфект, огрызки яблок, апельсиновые шкурки, флакончики духов, платья, туфли и предметы женского туалета. Что и говорить, гардероб Настасья привезла отменный. Что ж, тем лучше, войдет в приданое.
Тетушка сурово, как сумела, разглядывала устроенный разгром и кивнула Прасковье, которая застенчиво отвернулась и принялась подбирать вещи – то есть делать то, для чего ее наняли. Выговаривать чужой горничной мадам Львова сочла неуместным.
Извинившись за небольшой беспорядок, Настасья предложила садиться. Тетушка скинула с кресла летнюю шляпку, довольно миленькую, и опустилась на мягкую подушку.
– Ну, моя дорогая, как проводите время? – спросила она светским тоном.
Настасья отвечала, что они с интересом осматривают Москву.
– Ходите по магазинам?
– Пока еще нет… Вернее, да… были…
– Были на Кузнецком Мосту или в Верхних торговых?
– На Кузнецком, – ответила Настасья и прыснула.
Тетушка отчетливо видела, как из нее пытаются сделать дуру. Чего терпеть не могла. Оправдывалось худшее ожидание: Настасья – копия своей матери. Значит, на самом деле надо надевать ежовые рукавицы. Пока бед не натворили.
– Вот что, моя милая, – ледяным тоном начала Львова. – Ваш батюшка просил присматривать за вами. И я намерена исполнить его просьбу со всем старанием. Вы обещали заглядывать ко мне каждый день? И что же на деле? Не видела вас с тридцатого декабря. Чем занимались эти дни?
– Мы… Просто проводили время…
– Где были на первое января? Почему не приехали, чтобы встретить Новый год у меня?
Барышня