Буду рад получить весть от Вас.
О выступлениях Юрия Вениаминовича[Ключникова] мне, как соучастнику, судить трудно – меня они не удовлетворяли и, должен сказать, выступление его в Доме литераторов не было достаточно определенно. Наиболее близкий и ценный мотив «сменовехизма» с моей точки зрения – национальный – он старательно замалчивал. Я выдвигал его постоянно, настойчиво и рельефно. Был вознагражден тем, что на диспуте в Москве с Мещеряковым, Полонским и Преображенским получил записку: «Товарищ Потехин! Боюсь, что после Вашего доклада я чувствую себя более сменовеховцем, чем коммунистом». Вообще, сочувствующих записок я получил много.
Занят я здесь зверски – печатаю книги (чужие), мечтаю организовать издательство. Живу напряженно деятельно. Переездом удовлетворен»[262].
А вскоре, в мае 1923 г., пришло новое письмо Ю. Н. Потехина Н. В. Устрялову: «Прежде всего, о моей идеологической информации и о «Накануне». Конечно, второе ни в каком случае не представляет тактического выражения первого. То, что я Вам писал – это моя первоначальная позиция; как я думаю, достаточно последовательная, выдержанная и продуманная. Я ощущаю в себе большую идеологическую и тактическую цельность, но ни на минуту не забываю, что это «тактика единиц». «Накануне» до известной степени дает мне выявлять свою политическую и идейную физиономию – это плюс. Выявление себя через «Накануне» несколько замутняет персональный облик и дает повод (и, к сожалению, основание) для двусмысленной лежневской критики – это минус. Я считаю плюс более важным и поддерживаю связь с «Накануне» идя с открытыми глазами на возможность критики и упреков в стиле «Размена вех».
«Накануне» – не серьезная политическая газета, а случайное пристанище случайных людей. Для серьезной политической работы нужны три качества – воля, ум и моральная точка упора (не чистоплюйство староинтеллигентского типа, не белоснежность одежд, а наоборот способность запачкаться, пойти на компромисс, морально изгибаться, <…> но обязательно – иметь точку упора, с которой не сдвинешь, то самое основное во имя чего разрешается и моральный изгиб, и компромисс). У редакторов «Накануне» – нет воли ни у одного. Ум и моральная опора есть… но, увы – не в слитном виде: у одних только ум – Дюшен, Гурович, у других порядочность – Лукьянов, Чахотин. Кирдецов – просто добрый малый, журналист с борзым пером, латинскими цитатами и легкостью в мыслях необыкновенной. Садыкер, с которым меня связывают и добрые личные отношения, и наибольшая идеологическая близость, к сожалению, не публицист и может только до некоторой степени парализовать дурные стороны своих коллег, что он и делает.
В результате газета плывет по советскому течению, явно впадая в коммунистический фарватер. Мог ли бы быть фарватер собственный?