Буквально на следующий день я, уже вечером, шел с больницы домой, через площадь. Уже темнело. Увидел на площади такую картину: Стоит взвод солдат, перед ними ходит комиссар, их окружает пять человек, как я понял, из заградительного отряда. Комиссар ходил и командовал громким басом:
– Эти солдаты трусливо бежали с линии фронта! Это могло подставить под удар всю нашу оборону! Приказ 227 не допускает отступлений! Расстрелять этих солдат завтра утром! Перед всем батальоном!!
Среди солдат я узнал того паникера. Я не мог просто стоять и смотреть, как его уничтожат. Я набрался духом и подбежал к НКВДшнику.
– Товарищ комиссар! – Дрожащим голосом обратился я.
– Я не понял. Это что за гуляние во время комендантского часа?!
– Простите. Я в больнице работаю, у нас много пациентов, поэтому так поздно домой и иду. Я что хочу сказать. Этот солдат не сбегал с линии фронта. – Сказал я, указывая на моего нового знакомого.
– Да что ты говоришь! И что же он сделал?
– Я увидел его вчера на дороге, без сознания. Он просто запаниковал. Когда человек паникует, он не знает, что делает.
– И что? Паникеров мы тоже расстреливаем.
– Это лечится. Человек после пары боев привыкает и перестает паниковать. Мне больничный психолог это объяснял. Неужели у вас так много солдат, чтобы вот так ими разбрасываться?
Комиссар немного замешкался, но быстро опомнился и выдал:
– Ладно. Этого отправим в штрафной батальон. Но остальным поблажек не допустим! Солдаты должны знать, что будет с ними, если без конца отступать!
– А нельзя с ними как-нибудь помягче? Скажем, арестовать их. В тылу же тоже работники нужны.
– Я что-то не понял. Ты мне приказывать будешь?!
– Никак нет!
– Так-то. А теперь дуй домой. Комендантский час все-таки.
Я развернулся и пошел. Вдруг меня догоняет будущий штрафник.
– Подожди! – Догнав, он сильно меня обнял. – Спасибо брат. Я даже не знаю, как тебя благодарить. У меня мама старая, если бы меня расстреляли, она бы совсем пропала.
– Хочешь меня поблагодарить? Сделай одолжение. Не поддавайся панике. Выживи и вернись к матери. Тогда я буду знать, что мои старания были не напрасны.
– Хорошо, хорошо. Мы ж с тобой даже не знакомы. Меня Ваня зовут, Ваня Климов, а тебя?
– Артем, Артем Севцов.
– Климов! В строй! – Строго крикнул комиссар.
– Иду! Слушай, спасибо еще раз. Я твой должник. Даст бог – свидимся еще, Артем Севцов.
– Удачи.
Я смотрел на убегающего товарища с теплой душой. Конечно, мне бы хотелось выручить весь взвод, но комиссар тоже в чем-то прав. Если прощать всех, кто просто трусливо бежит с фронта, то мы потеряем Советский Союз. Потеряем так же, как бедные поляки потеряли Польшу, а французы Францию. Господи, дай