Позади меня на прежнем месте за столом сидел Адам и глядел в окно. Я вымыл всю посуду и подошел к нему, вытирая руки полотенцем. Невзирая на мое солнечное расположение духа, я не мог простить ему нанесенной мне обиды. Я больше не хотел ничего от него слышать. Все-таки были разумные границы приличий, которые ему следовало усвоить, – едва ли это составит проблему для его нейронных сетей. Его эвристические изъяны подкрепляли мое намерение. Он сможет вернуться в нашу жизнь, когда я узнаю больше и когда Миранда над ним поработает.
Я дружески сообщил:
– Адам, я отключу тебя на какое-то время.
Его голова повернулась ко мне, застыла, наклонилась, затем наклонилась в другую сторону. Видимо, кто-то из разработчиков решил, что именно так должна проявляться работа сознания. Это начинало меня раздражать.
– При всем уважении, – сказал он, – я думаю, что это плохая идея.
– Я так решил.
– Я увлекся размышлениями. Я думал о религии и жизни после смерти.
– Не сейчас.
– Мне открылось, что те, кто верит в посмертную жизнь, должны…
– Ну, хватит. Сиди смирно.
Я потянулся к его плечу, подумав, что он запросто может сломать мне руку. И почувствовал на коже его теплое дыхание. В руководстве пользователя приводился Первый закон роботехники Айзека Азимова, напечатанный жирным шрифтом: «Робот не может причинить вред человеку или допустить своим бездействием, чтобы человеку был причинен вред».
Я никак не мог найти на ощупь то, что искал. Зашел за спину Адаму и тогда увидел родинку – точь-в-точь как в руководстве. И приложил к ней палец.
– Мы не могли бы сперва поговорить об этом?
– Нет.
Я надавил, и он обмяк, издав едва слышимый выдох. Его глаза остались открытыми. Я сходил за одеялом и набросил его на Адама.
В последующие дни меня занимали два вопроса: 1) любит ли меня Миранда? и 2) потопят ли крылатые ракеты «Экзосет» французского производства британские корабли, когда те достигнут радиуса действия аргентинских истребителей? Когда я погружался в сон или утром, сразу после пробуждения, в мареве между сном и явью, эти два вопроса сливались