– Из военных трофеев?
– Да, в то время без обработанной пищи никак было…
– Но получилось вкусно, – жуя сказала Катюша.
– И бесполезно, только калории наедаешь.
– Ты виноват, ты и будешь помогать калории сбрасывать! Сейчас я только их все съем.
– Увидели бы древние твой ужин, долго бы смеялись.
– Почему? – спросила она, горстями закидывая в рот ягоды.
– А было две крайности: одни проживали в тяжёлых условиях, где добыть пропитание было действительно трудно, а преобразователя Лайноса тогда не было, а другие просто жиру бесились. Целый культ еды существовал. В результате одни вкалывали за краюху хлеба, другие страдали от ожирения или других болезней, выбрасывали еду. Постепенно таких, кто питался как ты и все люди сейчас, стало большинство, и культ еды ушёл в прошлое. Все поняли, что много ведь не надо.
Хотя глядя на то, как Катюша с аппетитом догрызает последнюю печеньку и горсть ягод, он начал сомневаться в подобном утверждении.
– Но и мало не должно быть, – добавил он.
– Ага, – сказала она.
– В сети есть жуткие рецепты, большинство из них сейчас запрещено.
– Ну и правильно, – проговорила Катюша, вливая в себя родниковую лесную воду из чёрной бутылочки, позаимствованной у Одина. Свою бутылку она последнее время часто забывала, так же как и корзинку с едой.
«Интересно, – думал он, – как долго с ней ещё нельзя будет поговорить ни о чём серьёзном». Где-то в электронном мозгу щёлкнул ответ: «один полный цикл».
«Совсем не долго», – с сожалением подумал он. Потом её мозг получит сигнал о том, что данный самец для неё бесполезен, и что будет дальше, он не знал.
Всё это время, пока он лежал, медленно пил свой коктейль и пытался начать историческую дискуссию, он умилялся и восхищался ею. Она сидела, распустив длинные мокрые волосы; купальник из дымчатой ткани, который она наконец-то купила, служащий ей в жаркие летние дни и рабочей одеждой, почти высох и распушился на ней, стал почти непрозрачным. Она жадно поедала всё, разложенное на скатерти, что-то ему отвечала, а в глазах ни на секунду не потухали искорки, делающие её и немножко глупой, и жутко работоспособной, и такой милой для Одина.
Сожалел ли он о чём-то? Нет. Он машина и бесплоден – это факт. Она – человек, женщина репродуктивного возраста – это тоже факт. И пока эти искорки горят, эти два факта не мешают друг другу. А потом… а потом видно будет.
– Кэтти! – тихо позвал он её, глядя, как искорки вспыхивают огнями. – Иди сюда…
Вылезая из озера полностью голышом, Катюша решила незаметно для Одина пробраться на борт ЛА, пока тот собирал раскиданные по траве вещи. Обходя полянку через заросли, она наткнулась на Восьмисотого, непонятно что там делавшего. Испугавшись, она вскрикнула и тут же возмущённо заговорила:
– Ты что тут делаешь?! Чего тебе надо?!