Но тогда, после второго опрокидывания, они пристали к берегу с узким песчаным пляжем, на котором успели собрать до темна кучу хорошо просохшего белого плавника и разжечь тот памятный обоим костер. В безветрии пламя от горящих дров шло прямо вверх необычайно высоко, почти в рост человека, и они дружно сняли с себя всю одежду, и встав рядом перед огнем, принялись греться, подставляясь ему то одной стороной, то другой. Лучистое тепло, не обжигая кожи, блаженством вливалось в их тела. Глядя на Марину, любуясь ее плавными движениями в такт струящемуся бегу огня, он забыл обо всем на свете, тем более, что весь мир свелся к тому пространству, которое высвечивалось во тьме костром, и в нем была лучшая, прекраснейшая и единственная женщина и был он, кого она выбрала для себя. Михаил был уверен, что никогда не видел никого красивей этой дивной и статной женщины, танцевавшей на месте, перегибавшейся в тонкой талии в разные стороны и обращавшейся к нему то спиной, то боком, то грудью. И почти все время он видел ее счастливое и радостное лицо. Никогда в жизни он так горячо не желал, чтобы костер горел дольше и от него не надо было уходить. Терр лежал где-то в сторонке и, конечно, тоже смотрел на них, но его не было видно, и они с Мариной тогда сами забыли о нем. Михаил следил за Мариной и чувствовал, что полностью растворяется в любви, в каком-то волшебном бесконтактном блаженстве, столь же необычном, сколь и не уступающем тому, которое происходит в прямом соединении тел, а в чем-то и определенно превосходит. Потом, через час или полтора, они любили друг друга уже в палатке, но все еще находясь под впечатлением соединявшего их лучистого тепла, потоков и отблесков света, оградивших их от любых печалей и от любых посторонних глаз. Возможно, похожей была любовь двух перволюдей до того, как они съели запретное яблоко, но сама эта мысль пришла Михаилу в голову позже, потому что тогда какое-то время казалось, что кроме них не было, нет и не будет вообще никого.
Пожалуй, то было ему главной наградой на всем Кантегире за то, что он вернулся туда, а Марине – за то, что она без колебаний последовала за ним.
Еще на подходах к Кантегиру, на подъеме к перевалу из долины Малого Левого Она, им повстречался еще один очарованный странник, которого влек к себе Кантегир. Он прошел мимо их бивака, который они разбили чуть выше границы кедровой тайги. Деревья уже не загораживали вида на долину, откуда они поднялись, и вид этот был завораживающе прекрасен и очертаниями гор,