Заметив отсутствие переноски в обычном месте, понял, в чем дело. Выбежал на подъездную дорожку. Мэт сдавал назад «Врэнглер», чтобы развернуться.
Через стекло, в багажнике, в переноске, увидел Эмму. Та стояла, первый раз, за последние несколько недель. И последний.
Стояла и смотрела на него. Ее глаза не были мертвыми. Наоборот, они были очень живыми. Не то, что глаза Джул… и… она просила его о чем-то. О чем?
Чтобы он поехал с ней. Чтобы он был с ней, во время последнего укола. Слишком умная, для собаки, она знала, что все кончено. Просто ей хотелось, чтобы он был рядом.
Мэт вырулил, поравнявшись с ним, посмотрел на него, улыбнулся. Переключился на драйв, показал большой палец вверх. Через закрытое стекло было плохо слышно, но, кажется, он сказал: Все окей, малыш!
Наверное, он опять не шутил. Хотя, может и всерьез думал, что убив его собаку, сделает «окей».
Как только он позволил этому говнюку, убить свою собаку. Как!? Оставил ее в гостиной, ушел собирать какие-то дурацкие вещи.
Дурацкие, дурацкие, дурацкие… все дурацкое!
С тех пор, он больше не собирал никакие вещи. Просто кидал их, куда попало.
***
Должен я быть с Джул сейчас!?
Остановился, когда стало тяжело продираться через заросли кустарника. Сел на поваленное дерево, перевел дыхание.
Но, ее глаза совсем другие. В них нет жизни. Это больше не Джул. Это чучело.
После потери Эммы ему долго снился один и тот же кошмар.
В нем он сидит в гостиной (как тогда), на бежевом ковре с высоким ворсом. Раздается «динь-дон», самый распространенный звук гостиных всей страны, идет открывать дверь.
За порогом – курьер, улыбающийся белозубой улыбкой, выдвигая крепкую нижнюю челюсть, как будто на нем не коричневый комбинезон ФедЭкс, а трико Супермена.
– Вам посылка, мистер… э-э-э, мистер Джордж? Так я понимаю? – «челюсть» наклоняется, чтобы рассмотреть его лицо, действительно ли он, «мистер Джордж». Потом, видимо, удовлетворившись осмотром, снова улыбается, протягивает планшетную папку.
– Распишитесь здесь и здесь.
Расписывается «здесь и здесь», «челюсть» уходит, он переносится к коробке. Взрезает скотч, обычный канцелярский прозрачный, неприятно тонкий… открывает клапаны: на него, облачком, вылетает химический запах разноцветных опилок.
Он роет их вниз, вниз и вниз. Пока не натыкается на палево-коричневую спину, проводит по ней, внизу, на животе, ощупывает длинный продольный шов.
То ли от ужаса, то ли от раздражения, поднимает и бросает коробку об пол, с головы чучела падают остатки опилок.
На него сморят глаза. Круглые и блестящие. Абсолютно неживые, хотя и немного правдоподобные, с отсветом грусти и мудрости – одновременно. Похоже, Рэнди, и правда, знает свое дело.
Достает