В два часа ночи, по всему лагерю резко погас свет, и раздалась сирена, которая оглушала неподготовленных солдат. Быстро одевшись, как учили в армии, я выскочил из казармы. Нас сразу направили к забору, из-за перебоев в электропитании, и когда мы бежали к месту, я всеми силами надеялся, что это не дети. Пусть это будет бездомная собака, но скорее всего, Бог не слышит в этом месте.
На трехметровом заборе, висело обугленное тело паренька. Он долез почти до самого верха, но все же, дотронулся голой рукой до железа. 5 000 вольт, прошло сквозь его тело, превращая кожу и органы в жареное мясо. На нем еще тлела одежда, его глаза вытекли и стекали по лицу, а рядом, сидел еще один пацанчик. Видимо он пытался спасти товарища, но схватился голой рукой. Его правая рука по локоть, была покрыта сплошным ожогом. Он что-то говорил на казахском, и как мне показалось, он просил, чтоб ему ампутировали эту часть тела.
Еще около часа, мы занимались тем, что отскребывали прижаренные куски кожи с забора. Я не могу посчитать, сколько раз мне приходилось блевать, хотя блевать не от вида, а от запаха, вонь сгоревшей кожи, волос и одежды, пропитала меня на сквозь и как только я вернулся в казарму, я побежал в душ, пытаясь жесткой теркой избавиться от этого запаха, остановился я только тогда, когда увидел что расчесал кожу до крови. Я хотел пойти еще немного поспать, так как устал как загнанный зверь, но на часах было шесть утра и по всему лагерю, через динамики, зазвучала громкая радостная музыка утреней зарядки. Мне пришлось идти открывать моих детей и выводить их вместе со всеми на плац. После небольшой разминки им приказали бежать 10 километров по территории лагеря, как по мне это был перебор, даже для армии, но что еще сильнее меня удивило, совершенно ни кто не говорил, что-то, что случилось ночью, ни дети, ни военные. Это было обычное утро, в обычном лагере 1412.
Как только прошла пробежка детей, им разрешили пойти умыться, а потом привели в столовую. Завтрак состоял из перловки, на железной тарелке и несладкого чая. Там не было даже хлеба. Ну, а после него, мы пошли на «рабочку». Перед детьми вышел майор и сказал, что нужно выкопать траншею через весь лагерь, вроде как для прокладки воды. Ребятам выдали здоровые лопаты с короткими держаками и под вооружению охрану они приступили к копанию. Кое-как я смог отпроситься и пойти поспать. Меня не слушались ноги, и слоило мне прилечь на кровать, как я провалился в глубокий сон. Мне приснился мой родной город, как мы с пацанами гуляли на моих проводах в армию. Все были пьяные, но веселые, всех нас ожидает светлое будущее, в котором полно места для разворотов, кто-то мечтает о деньгах, кто-то о большой семье, а дети, которые находятся здесь, мечтают о нормальной жизни. Я возненавидел себя. Как я мог жить спокойно, зная, что где-то так страдают такие же, как я. Неужели я такая же тварь, незаслуживающая свободы и уважения, ведь если меня не волнуют другие люди, могу ли я считать