– Ну и очень глупо! – услышал в ответ
– Что глупо? – не понял он.
– Сидеть с матерью в больнице глупо, все равно она умрет.
И все. Стало как-то тоскливо спокойно на душе. Свет выключили. Все было кончено, его болезнь по имени «Надежда» осталось в прошлом.
Дальше было несколько дней борьбы за жизни – уходящую и еще не родившиеся. Сашка сидел сутками в больнице, домой забегал только переодеться, Алексей был в полном Катином распоряжении: собирал кроватки для новорожденных, гладил пеленки-распашонки, варил обед под бдительным оком круглого, как шар главнокомандующего «чтобы Сашке было, что поесть, когда придет».
Потом Сашина мама умерла, и еще день ушел на оформление бумажек и организацию похорон. Катя грустила не потому, что сильно любила свекровь, а потому, что «Сашку жалко!». Ближе к вечеру у нее отошли воды, и они помчались в роддом, нарушая все правила дорожного движения. Их, естественно, остановила патрульная машина, но, увидев Катино бледное лицо и огромный живот, сопроводила их до самой больницы, включив «мигалку». Мальчишки родились в срок и здоровыми, а домой Алексей вернулся уже после похорон. В его доме жила женщина, которая его совершенно не волновала, просто чужой человек, волею судьбы оказавшийся с ним под одной крышей.
Они жили в разных комнатах, все их ссоры касались теперь только денег, доступ к которым Алексей для жены ограничил: все другие женщины, с которыми он общался, тоже имели очень развитый хватательный рефлекс и денежный резерв был важен. Умом он понимал, что не все женщины таковы, но, кроме Кати, обожавшей своего Сашку независимо от того, сколько тот зарабатывал, ему такие не встречались. Поэтому он решил, что больше никому не отдаст своего сердца и свободы, и до последнего момента ему это удавалось.
Что же теперь делать со своими чувствами, Алексей не знал. Маша была такой нездешней, как райская птица, случайно залетевшая в курятник. Он понимал, что она очень скоро соберется с силами и уедет отсюда, оставив его зализывать раны. Конечно, так и будет, потому что даже ради нее он не готов был бросить этот дом, эту тишину и пустынность, которая другим могла показаться наказанием, а для него была столь желанной. Он был настолько морально травмирован своим тюремным и лагерным опытом, что не хотел больше никуда стремиться и ни с кем взаимодействовать. Минимум контактов, необходимых по работе, хороший, удобный дом, книги, Интернет – вот, пожалуй, и все, что было ему нужно. Зачем тогда позволять себе надеяться, что ты кому-то можешь быть нужен? Больше всего он хотел сам распоряжаться своей жизнью.
Но одно дело – хотеть, а другое – мочь.
8
Вернувшись