Поводил носом. Душная комната наполнена дыханием семерых его спящих соседей. В полумраке они медленно вздымаются на своих кроватях, освещенные фонарем из окна.
Прислушался: из коридора не доносились шаги, свет погашен. На этаже, по правилам, должна сидеть и бдеть покой ночная дежурная; но в такой час она тоже засыпает – на узкой лавке, накрытой тонким шерстяным одеялом. Мимо неё можно прошмыгнуть незаметно и свернуть к туалету – если проснется, то ничего не заподозрит: парень просто пошел отлить.
Она не будет задавать даже лишних вопросов, и не придется оправдываться или врать. Все знают, что Иван Буранов, страдающий задержкой психического развития, не говорит.
В туалете – секретный карандаш под оконной фрамугой. Его нужно аккуратно поддеть, чтобы тяжелая рама пришла в движение. В небольшую щель можно сначала выбросить припрятанную у батареи куртку, потом пролезть самому. Осторожно спуститься вдоль стены со второго этажа вниз, прыгнуть в наросший за ночь сугроб.
Идти нужно вдоль темных кустов. Тогда, если кто-то выглянет в окно, темное пятно не будет сильно заметно на фоне других темных пятен. Разве что отражающие полоски на куртке да оранжевый верх… Но там, где света нет, и отражаться нечему, а в папиной форме всегда будто теплее. Секретная тропинка, невидимая, но выученная наизусть, уводит дальше, к забору у стадиона, где есть еще один «секрет». Вперед, вперед.
От стадиона дорога изгибается между гаражей к частному сектору. На границе поселка живых и поселка машин стоит «собачий домик» – брошенная хозяевами сгоревшая изба без крыши и окон, которую облюбовали дворняги. Если двигаться не слишком быстро и не слишком медленно, можно пройти мимо собачьего домика и не потревожить его обитателей.
В хорошие времена Ваня старался приберечь немного еды из столовой, чтобы занести псам, но сегодня весь ужин съел сам. Для финального рывка нужны были силы. Впрочем, тут тихо. Значит, стая сама пошла на охоту по спящему району. Он знал слишком хорошо, чем может быть чревата встреча – под правым коленом остались шрамы от зубов. «Бедовый», – говорила мама. К своим четырнадцати годам он мог быть четырежды мертв. Пуповина, обвившаяся вокруг шеи восьмеркой. Глубокое озеро в первом классе. Стая собак. Электрический разряд. Прочие травмы были сущими мелочами – обычные для мальчишек вывихи, синяки, царапины; не очень обычные для мальчишек, но обычные для интернатовцев мокрые полотенца, подушка, прижатая к лицу, пока не начинают бегать в глазах черные муравьи…
Он вздрогнул от воспоминаний. Тропинка давно уже вывела сквозь частный сектор к спальному району многоэтажек. В одной из них его ждала сестра.
Темное пятно у дома ожило. Завернутая в шали, девочка вышла навстречу – прищурившись, Ваня махнул рукой.
– Она спит, – быстро сказала Дуня в ответ на вопросительный взгляд. – К нам сегодня полицейский приходил.
Ваня нахмурился.
– Спрашивал про него… Ну, про папу. И про тебя. Ну, она потом расстроилась. Долго не спала. А потом уснула.
Подросток передернул