Лысков был прав: один бы ее он не дотащил.
Ее тело было страшно тяжелым (и в дальнейшей жизни я часто удивлялся, почему это обмякшие, в »отключке» тела, такие неподъемные). Облеванная болоньевая куртка ее скользила в наших руках, постоянно задираясь, неприлично открывая голую спину. Когда же мы попробывали уцепить ее за юбку, то та тоже задралась, и стало совсем нехорошо. Тем не менее, мы протащили ее с полсотни шагов, но, в итоге, совершенно выбились из сил. Красная девица совсем не помогала нам. Ее ноги безжизненно тащились по снегу, оставляя две лыжных борозды. Еще очень мешал мой »дипломат» с книгами, конспектами и прочей студенческой дичью и гилью.
На минуту мы остановились. Я посмотрел на Лыскова. Он тяжело дышал, но вдруг в его рыскающих глазах промелькнула мысль:
– Ирка, Ирка, медак едет, медак, – горячо зашептал он ей в самое ухо.
Я испуганно оглянулся, но автомобиля внешне похожего на хлебный фургон, но имеющего вместо окон решетки и развозящего не хлеб, а алкоголиков в медвытрезвитель, не заметил.
– Блин, Лысков, напугал, – набросился я на напарника.
– Ирка, медак едет, медак! – продолжил Лысков, и, о чудо, алилуя! Ириша (так, оказалось, звали нашу подопечную) резко выпрямилась, немного прогнувшись назад, и сделала несколько решительных и даже излишне твердых шагов вперед.
Лысков был гений! Мы радостно подхватили ее и, таким образом, значительно ускорились по пути к заветной пятиэтажке. Но ее хватило на десяток шагов, и она опять обмякла, повиснув у нас на руках.
Но Лысков уже знал, что делать:
– Ирка, медак едет, медак!
Заклинание действовало! Ирише становилось лучше и, тем самым, поймав спасительный алгоритм передвижения, мы скачкообразно, но неуклонно стали продвигаться вперед.
Мне же пришлось несть свой крест до конца!
В одном с нами направлении и перегоняя нас, торопилась на занятия бодрая вереница институтских знакомых. Некоторые здоровались. Я видел, что многим было очень приятно наблюдать Дмитрия Савицкого – известного в институте человека, комсомольца, волокущего поутру пьяную, заблеванную блядину, на пару с подозрительного вида незнакомцем.
Обогнал нашу, даже трудно выразить, какую »троицу», совсем старенький, но всегда быстрый, как ртуть профессор Ушаков. Он скосил на нас свой единственный глаз. Другой был утерян на полях сражений 2-ой мировой, где-то в междуречьи Вислы и Одера.
Доцент Атласов, еще молодой, весьма импозантный мужчина, охочий до студенточек, даже слегка притормозил свой бег к институту, удивленно осмотрел нас, особенно Иришу, подмигнул мне и умчался вперед.
Были и другие и, естественно, встреча с нами была для всех ярчайшим впечатлением того зимнего утра.
Надо сказать, что наряд Ириши, в результате нашего с Лысковым, так сказать, »рукоприкладства» превратился уже в совершенное непотребство: рукава ее куртки оторвались и держались только благодаря ее рукам. Юбка уже не выполняла свою функцию »прикрытия»