– Помогите ради бога! – взмолилась она. – Вы можете расчленить труп и выкинуть на помойку? Сейчас все так делают.
Прислушиваясь к разговору и озираясь, за ними волочился напарник сантехника. Пожилой слесарь встал посреди комнаты и с интересом стал рассматривать картину.
– Куда вы смотрите? Вы меня слышите или нет?
Серафима нервничала. Еще немного, и бронзовая Гестия снова бы оказалась в ее руках.
«Ситуация сложная в психологическом аспекте: покойника не воскресишь, да я и не Иисус Христос. Но стоит ли гробить жизнь молодой женщине? Что тут произошло, одному богу известно, вот пусть он и решает – как быть?!» – мужчина мельком глянул на хозяйку квартиры и снова перевел взгляд на картину.
– Скажите, а откуда у вас это?
– Муж у какой-то старухи купил. Я подарю вам ее, если поможете от трупа избавиться.
– Хорошо, хорошо! Не волнуйтесь, – он потрогал багет. – Как стемнеет, мы подъедем – лишние свидетели ни к чему. Картина плюс тысяча «зеленых». Устраивает?
Мужчина сказал это так, будто вынос мертвецов входил в прямые обязанности слесарей-сантехников. Серафима кивнула.
– Когда увезем, обратитесь в милицию, дескать, супруг пропал. Не пришел, мол, домой – и все. Пусть ищут. Я картиночку, с вашего позволения, сейчас заберу, чтобы потом с ней не таскаться. А деньги вы нам вечером отдадите, вместе с телом.
Город спал, кутаясь в ноябрьский сумрак. Свет луны выхватил две сгорбленные фигуры, которые тащили огромный рулон. Салон микроавтобуса распахнул пасть, проглотил ковер, а затем и самих носильщиков. Автомобиль недовольно заурчал, пустил клубы дыма. Воровато, с выключенными фарами, он выехал со двора.
– Ты, Андрюша, забудь все. Время нынче такое, чуть что и – ауфидурзейн, дорогие товарищи! – Максаков вырулил на проспект. – Мы его в Неве утопим. От ковра освободим и утопим, а к ногам железяку примотаем, чтоб раньше срока не всплыл. За зиму его рыба так обглодает, что мать родная не узнает.
Шкаликов доверял учителю: тот был порядочным человеком и дурных советов не давал. Максаков вытащил из-за пазухи купюры.
– Вот, за труды твои тяжкие.
Шкаликов сунул деньги в карман.
– Николай Александрович, а с ковром что делать? – не скрывая заинтересованности, спросил он.
– Выбросим – и все дела! – Максаков сбавил газ.
– Можно, я его маме подарю?
– Боже мой, какая сердечность! Подари!
Шутит Максаков или ерничает, понять было трудно. Свернув на мост, педагог-сантехник бросил взгляд на бывшего ученика.
– Андрюша, у тебя не было серьезных травм головы?
После этого случая жизнь нисколько не изменилась. По вечерам в переулках стреляли,