И стало Пенкину от таких вот выводов, как-то неуютно и скучновато. Пусть лето за окном теплое, ласковое, и по детски беззаботное в привычности и простоте. Лишь пропала уверенность в том, что июль сменится августом, и листья опадут вниз сами, а не тень покроет их мраком беспробудным и потому ужасным.
А вокруг суетилась мирная гражданская мысле-жизнь, переливалась на свету изломами маленьких и не очень маленьких трагедий. Не подозревала она ничего, не ведала даже о возможности нематериальных подвохов. Жила мелко и в основном суетно. Кто-то жаждал электробритву Харьков-М ко дню рождения. Кто-то попробовал азербайджанского коньячку с запахом клопов и думал, как бы теперь перебить сию пикантность русской посольской. Не в меру счастливые юнцы спешили на первое свидание, еще не до конца примирившись с его реальностью.
Тысячи мыслей роились в тот теплый вечер вокруг Коли Пенкина. Он глотал их все до единой, стремясь количеством избавиться от неприличного чувства одиночества. Но оно не отступало, наоборот придвигалось плотнее, леденя острыми коготками порезы души, пугая безжалостной неизведанностью.
Коля чувствовал, как надорвалась тонкая перегородочка, отделяющая наш теплый и ласковый мир от прочего чуждого и инородного. Будто что-то слепое и темное, грозовой тучей, начиненной холодом и яростью, надвинулось на его будущее, настоящее и даже прошлое.
И пускай сверчки верещали о неге и успокоенности летней ночи, о времени для приема пищи и последующей любви. Пускай сама ночь расслабленно нежилась в зачарованной тишине и уединенности. Страх и напряжение не проходили, не желали отпускать больного и усталого от эдакой несносной жизни милиционера.
Пришла пора просыпаться Сети в очередной раз. И вновь создаваемое представление вертелось вокруг трех актеров театра юного зрителя из дома No 30, и роли оказались расписаны от и до. Но сами актеры не знали о том ничего. Ни хорошего, ни дурного. Но пришла пора.
Город Странников – 1
Мир Раковины необъятен словно сама Вселенная. И никогда уже не понять, является ли она дверьми в иные пространства, или иные измерения лишь продолжение Раковины. Но главное, законы нашей обыденности в ней не прижились. И потому существовало внутри Раковины множество времен, тысячи миров, и необъятное количество надежд, осуществленных сбывшимися мечтами.
Высоко по небу плыли летние облака, а невдалеке, кто-то вовсю раскатывал на звонком льду замерзшего пруда. Здесь каждый был там, где ему нравится. Времена года не оставались чем-то абсолютным, застывшим, а менялись или плодились по одному только желанию.
Мир расправил лепестки многомерности, и поэтому не приходилось толкаться на отполированном пятачке единой реальности.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив