«Ну и ну», – вскакивая с кровати, подивился сам себе Стас. Обычно его приходилось звать по несколько раз, а тут ноги сами вели на кухню!
– Ты что будешь – курицу или котлету разогреть? – спросила мама.
– Нечего у него спрашивать, – оборвал ее отец. – Пусть приучается есть то, что дают!
И все-таки мама есть мама – положила ему самые лакомые кусочки. Но – и наказание есть наказание – после этого повела себя так, словно его и не было рядом.
– Молоко-то здесь до чего вкусное и дешевое! – наполняя стаканы, восхищалась она.
– Редкое сочетание по нынешним временам! – усмехнулся отец.
– А куры? Разве их можно сравнить с теми, что у нас в магазинах?
– Так ведь деревня!
– А я видел… – начал, было, Стас, но папа сухо сказал:
– Ешь молча!
Тут то ли маме стало наконец жалко сына, или отец понял, что слишком уж строг с ним, но с этой минуты все почему-то стали есть молча.
К счастью, вскоре раздался стук в дверь, и сходившая узнать, в чем дело, мама вернулась со словами:
– Там Ваня!
– Ко мне?! – радостно подскочил Стас.
– Нет, к папе! Садись за стол, Ванечка!
– Некогда мне – мамка к вам послала; беги, говорит, скорей за Сергей Сергеичем!.. – выпалил Ваня.
– Тихону Ивановичу хуже? – поднимаясь, с тревогой спросил отец.
– Нет, бабе Поле!
Сергей Сергеевич торопливыми глотками допил молоко и, уже взявшись за ручку двери, вспомнил о сыне:
– До моего прихода из дома ни шагу!
4
Как ни был увлечен Крисп, слух его уловил приближающиеся шаги…
…Было раннее утро, когда Крисп, сын императорского курьера Марцелла Фортуната, спустился по каменным ступеням красивого, возвышавшегося над всем кварталом дома. Отца вызвали ночью на службу, и он спросил у подметавшего дорожки привратника, не возвращался ли тот из дворца.
– Нет, господин! – низко поклонился двенадцатилетнему мальчику старый раб.
– А где Скавр?
– Господин управляющий пошел торопить поваров с завтраком!
Крисп остался доволен обоими ответами.
Он оглядел сновавших по двору рабов, убедился, что им нет до него никакого дела, и быстрыми шагами пошел по тропинке к видневшемуся в глубине сада деревянному домику. Здесь он толкнул рукой предательски заскрипевшую дверь и, еще раз оглянувшись, нырнул в темный проем.
Внутри царили сырость и мрак. Редкие иглы света, пробивавшиеся сквозь заколоченные окна, не столько освещали, сколько подчеркивали встретившую его темноту.
Бывшая кухня была завалена вещами, хранящими запахи, знакомые с раннего детства. Крисп на ощупь прошел через нее и оказался в комнате. Уверенно ориентируясь, он протиснулся в узкий проход между стеной и грудой отслужившей свой век мебели и оказался в известном только ему с матерью уголке. Сюда они приходили тайком от всех, чтобы помолиться Богу.
Мама…
Хоть