И тут даже не сам заданный вопрос, а форма его подачи, требовала для себя умственного рассмотрения, а на это всё нужно время, чего у Леонида как раз не было. И хотя он отличался продуктивной сообразительностью и его пока что никто в его отделении не мог поставить в тупик без ответа, всё же сейчас всё это так внезапно для него прозвучало и при этом с самой для него неожиданной стороны, – со стороны Елизаветы, а это наиболее слабое место в его конституции жизни, – то он сейчас совершенно не мог сообразить, что сейчас такое происходит и как он должен на всё это реагировать. И при этом отмалчиваться и затягивать время на раздумье, он никак не может, это обязательно будет не то чтобы не верно, а по отвечающим собственным воззрениям интерпретировано Резусом. Который обязательно обо всём том, что сейчас здесь, на его глазах, происходит, с максимальной скоростью и обхватом аудитории, распространит по всем отделениям клиники, чтобы так сказать, за ним осталось последнее слово.
Ну и Леонид, которым овладели суматоха из всякого рода и всё больше безумных мыслей, со своими каверзными вопросами: «Что за на хрен милостивый государь?! Кто ему сказал про Елизавету? И почему именно мирянку? А кто она тогда на самом деле? Мало ей было язык прикусить! Да кто он такой, чтобы я перед ним отчитывался? Неужели…? Ужели! Вот же сволочь! А что теперь подумает Резус? А не всё ли равно, он всё равно всё исказит. Да и плевать на него!», – зверски смотрит на Резуса и само собой глупость морозит. – Я не милостивый государь, а она не мирянка! – крепко заявляет Леонид, да ещё брызгая слюнями в лицо Резуса от этого своего эмоционального исступления. А вот это уже заставляет задаться вопросом Резуса. И он, вытерев лицо рукавом халата, с вызовом посмотрев на Леонида, спрашивает его. – А зачем же плеваться, если это не так?
И вопрос Резуса, как только он был озвучен, а затем был осознан всеми его услышавшими, оказался не столь прост, как он услышался, и в нём было масса подтекстных значений. И если что и последнее интересовало Резуса, так это наплевательское на него отношение со стороны Леонида, с которым у него итак были непреодолимые разногласия на свою профессию – Леонид был плоть от плоти консерватор и без соответствующей сертификации и одобрения должных структур не давал ходу экспериментальным методам лечения и концентрированных в таблетках и капсулах субстратов научных мыслей современных апологетов медицинской мысли, а Резус,