Парторг, вечно ратовавший за выполнение плана, за покупку молока, сменил место работы и отделался выговором: благо есть родственник в обкоме. Директриса же, вооружившись возрастом, наградами, амнистией, отрицает свою вину с такой же настойчивостью, с какой раньше толкала людей на выполнение плана. Работники же горкома вообще остаются в стороне. Их как будто и вовсе не касается то, что с их ведома творилось в пригородном совхозе. Правда, первый секретарь горкома, наезжавший каждую неделю с требованием выполнения плана сам свел счеты со своей жизнью: были у него какие-то дела еще со времен застоя, за которые вот-вот должна была наступить расплата.
А новый только за то, чтобы всех наказывать, исключать из партии, снимать с работы и т. д.
Правильно говорили с трибун члены бюро ЦК КП Киргизии, что определенная вина за отступления от норм партийной жизни в ЦК КП Киргизии (которые в совхозах и колхозах отозвались голым администрированием, выполнением планов любой ценой) лежит на них, но что должны были говорить в свою защиту рядовые труженики, которые исполняли то, что приказывали им от имени партии в то время? Они не отделаются осознанием определенной вины – им дадут конкретную вину на суде.
Словом, складывалась закономерная обстановка, когда административно-бюрократический аппарат, имеющий права и никаких обязанностей, все определял, решал и не нес никакой ответственности за последствия своих решений, перекладывая эти последствия на низовые звенья, и, в конечном счете, на народ. И в этой обстановке защищать-то их, рядовых тружеников- исполнителей, которые стали жертвами административных методов управления, по сути дела было некому…
В день заключения под стражу Абсамат сидел в коридоре облпрокуратуры, ожидая очереди к следователю. Дверь в следовательскую была слегка приоткрыта. Там сидел, отвечая на вопросы следователя, Абылов- соучастник преступления, в котором обвинялся и Абсамат, по-тюремному – подельник. Следователь после каждого ответа Абылова печатал на машинке и время от времени попивал из пиалочки кумыс. Один бидончик с кумысом находился у него под столом, другой – в углу возле сейфа. То и дело заходили коллеги попить кумыс. Заходил и прокурор. Угощая кого-либо из своих, следователь предлагал кумыс и Абылову, когда же оставались вдвоем, пил сам, не прелагал. Абылов всякий раз вежливо отказывался. Кумыс был отменный, вобравший в себя силу и аромат альпийских трав.
В городе редко у кого был такой…
Вообще следователь, несмотря на молодость (ему было чуть больше тридцати), считался одним из самых опытных в облпрокуратуре. Его железная хватка и настойчивость ценились начальством. Ему поручались самые сложные дела. И был он не просто следователем, а следователем по особо важным делам. Звали его Акмат. (Интересно,