Прежде чем опустить письмо в почтовый ящик, расположенный в конце улицы, он поцеловал конверт, словно был священником, готовым преклонить голову перед Библией.
На следующий день он ждал почты в 14:30. Именно в это время почтальон проходил по улице мимо его белого грузовичка. Цветы из фольги на переднем дворе Бинга лениво вращались, создавая едва слышимый шум.
– Бинг, – сказал почтальон, – разве вам не полагается быть на работе?
– Ночная смена.
– Война началась? – спросил почтальон, кивнув на одежду Бинга.
Бинг носил форму горчичного цвета, которую он надевал в моменты, когда хотел чувствовать себя счастливым.
– Если что, я буду к ней готов, – ответил Бинг и подмигнул почтальону.
Из Страны Рождества ничего не было. Да и как могло быть по-другому? Он ведь послал письмо лишь днем раньше.
Ничего не пришло и на следующий день.
И на следующий.
В понедельник Бинг был уверен, что ответ придет. Он вышел на крыльцо за полчаса до прибытия почтальона. Над гребнем холма – как раз за колокольней церкви Новой американской веры – чернели отвратительные грозовые тучи. Буря, как чувствовал Бинг, могла задержаться еще на один день. Приглушенный гром гремел в двух милях отсюда и в восемнадцати тысячах футов вверху. Грохот не походил на вибрацию – он шел к центру Бинга и сотрясал его кости, обернутые жиром. Его цветы из фольги истерично вращались, звуча для мира, как свора детей на велосипедах, несущихся с холма вне всякого контроля.
Гром и жужжание цветов из фольги вызывали беспокойство Бинга. Было очень жарко, и грохот грома напоминал выстрел гвоздомета (вот как Бинг думал об этом: не как о дне, когда он убил своего отца, а как о времени, когда случайно выстрелил инструмент). Отец почувствовал ствол, прижатый к его левому виску, и покосился на Бинга, который стоял над ним. Он сделал глоток пива, пошевелил губами и сказал:
– Боюсь даже думать, что ты имеешь шары.
Нажав на курок, Бинг сел рядом с отцом и прислушался к дождю, стучавшему по крыше гаража. Джон Партридж распластался на полу. Одна его нога дрожала. На передней части штанов растекалась моча. Бинг сидел, пока не вошла его мать. Она начала кричать. А потом была ее очередь – хотя обошлось уже без гвоздомета.
Бинг стоял во дворе и наблюдал, как грозовые облака громоздились в небе над церковью, которая стояла на вершине холма. Там работала его