Говорила и говорила, пока не затихла, ощущая себя совершенно измотанной, не отлепилась от ее плеча и не рухнула в постель, на бок.
– Останься в кровати, я прикажу подать тебе завтрак сюда, – предложила свекровь, взяв меня за руку. Она не стала комментировать мои словоизлияния, и я была безумно благодарна за это умение промолчать.
– Нет, – сипло отозвалась я, – я сейчас приведу себя в порядок и пойду вниз. Всем нелегко. А буду себя жалеть – еще больше расклеюсь. И так стыдно перед вами.
– Нечего стыдиться, – строго сказала леди Шарлотта. – Я, когда была беременна Люком, рыдала дни напролет. Женщинам иногда необходимо хорошо поплакать. Легче же?
Я прислушалась к себе.
– Легче.
– А сейчас станет еще лучше. Я поднялась сказать, что к нам пришел второй хирург, Марина. Он ждет тебя в гостиной.
Я подскочила, забыв о всех горестях, заметалась по спальне – то к зеркалу, посмотреть объем катастрофы с лицом, то к гардеробу, – но не успела достать платье, как меня настиг испугавшийся слез токсикоз, и пришлось мчаться в ванну.
Возможно, и не плохо, что Люка сейчас нет рядом. Боюсь, в таком состоянии я бы сделала его жизнь по-настоящему невыносимой.
Пески
Герцог Дармоншир уже забыл, когда спал в последний раз. Полеты в Пески, занятия с Нории, возвращения в герцогство, вылазки за оружием, совещания, разведка, снова в Пески… Хорошо, что, когда он был в змеиной ипостаси, человеческая отдыхала.
Но сегодня уставший мозг все-таки начал выдавать галлюцинации: пролетая ночью вдоль инляндского берега с зажатой в зубах артиллерийской установкой, Люк увидел сначала белесое свечение в скалах, напоминающее то ли призрачный цветок розы, то ли раскрытую в небеса змеиную пасть. Он теперь летал над морем, чтобы избежать встречи с захватчиками, и сейчас даже сменил направление, хотя машина в пасти тянула его вниз, покружил вокруг, настороженно вглядываясь в скалистое побережье, но ничего не разглядел и полетел дальше.
Затем стало казаться, что его окружают странные серебристо-черные змеептицы, взявшиеся играть с ним в догонялки. Видения, когда он отмахивался лапой, рассеивались темным дымом, но кожу при касаниях простреливало холодом, и от этого было жутко. Но тут из-за туч вышел месяц, и оказалось, что вокруг никого нет. Море под брюхом играло в голубоватом лунном свете, шурша галькой, и от равномерного движения волн глаза начинали слипаться и отчаянно хотелось зевнуть.
Люк доставил орудие к форту и снова поднялся в воздух, не оборачиваясь, хотя от голода уже мог и камень сгрызть. Но ничего, поохотится по