– Да. Теперь… Теперь… Будет знать.
Каждое слово давалось Виноградову с трудом. Глаза выкатились из-под ярко-красных воспаленных век; пенящаяся слюна падала на грудь.
– Эй! – воскликнул Скворцов, но не дождался ответа. Повторил громче. – Эй!! – но ответа снова не было.
Скворцов забежал за ширму, вырвал книжку из рук сиделки.
– Как тебя там? Ты не слышишь?
Сиделка встала, пригладила на толстых бедрах халат.
– Я – глухая, – механическим гнусавым голосом сказала она. – Сделайте так, – сиделка топнула широкой ступней, распирающей белый ботинок, в пол. По полу прокатилась ощутимая вибрация. – Тогда я приду.
– Ну да, ты глухая, – спохватился Скворцов. Так хотел хозяин: никаких посторонних ушей. И забился, замахал руками. – Ему плохо!
– Смотри на меня! – сиделка подняла палец, как учительница в начальной школе. – И говори медленно. Губами!
– Ему плохо, – повторил Скворцов.
– Я поняла, – сказала сиделка. – Ему плохо, – она отвернулась от Скворцова и стала набирать что-то из ампулы в шприц.
Скворцов вышел из-за ширмы; через пару секунд вышла сиделка. Она деловито подошла к Виноградову, ухватила левое предплечье «шестьдесят шестого», пригвоздила к кровати и стиснула, выцеливая набухающую вену.
– Нет! – закричал Виноградов. – Убери ее!
Скворцов ударил ногой в пол. Сиделка остановила движение руки и посмотрела на Скворцова. Скворцов и сам не знал, что делать.
– Но вы же – мучаетесь! – воскликнул он.
– Убери!
Скворцов сделал движение кистью; будто что-то отбросил. Сиделка ушла за ширму.
– Почему?
– Я… должен… страдать… – прохрипел Виноградов. – Такова Его воля.
– Чья? – не понял Скворцов.
– Господа нашего. Иисуса Христа, – был ответ.
– Борис Михайлович! Я – атеист.
Виноградов ощерился. Обнажились желтые от налета зубы и почерневшие десны.
– Да? Атеист? Тогда – молись! Чтобы Он не наказал тебя так же, как меня.
Тело Виноградова выгнулось дугой. В наступившей тишине отчетливо послышался скрежет зубов; такой громкий, будто бы «шестьдесят шестой» перемалывал собственные челюсти.
18
Митя развел руками; в правой он сжимал искривленный кинжал с заржавленным лезвием.
– Никого нет. Чего ты так испугалась?
– Я не испугалась. Здесь кто-то был.
– С чего ты взяла?
Марина подошла к двери, отделяющей гостиную от комнаты отца.
– Смотри! Дверь была открыта вот так, – переместила ее на небольшой угол. – А сейчас она открыта вот так, – Марина вернула дверь на место, торжествующе посмотрела Митю; мол, какие тебе еще нужны доказательства?
Митя пожал плечами; фокус с дверью не произвел на него должного