Девочка украдкой вытерла слезы и помотала головой:
– Я буду учиться справляться со своими чувствами, святой отец.
– Все мы учимся, милая. Поверь мне, быть бессильными заложниками собственных страстей – незавидная участь.
– Кроме вас.
– Что?
Фани поднялась и теперь смотрела на него сверху вниз. Она отчего-то разом стала выглядеть очень взрослой – Патрик даже не успел проанализировать этот неожиданный эффект.
– Кроме вас, святой отец. Ведь вам не нужно учиться не испытывать любви. Вы уже все умеете. Вы не любите нас – так говорит мама. Оберегаете, учите, заботитесь. Но не любите по-настоящему.
Голос ее, обычно сиплый, вдруг зазвучал четко и звонко.
«Враждебность!» – безошибочно определил Патрик. Враждебность, горе, страх, тоска по архетипическому отцу – настоящего она практически не помнила – и острое желание прикосновения. Патрик мог пойти ей навстречу, мог обнять девочку, но не стал этого делать.
– Твоя мама совершенно права, – сказал он и тоже поднялся. – Именно по этой причине я все еще рядом с вами спустя столько лет.
«Надо было добавить, что в этом нет моей заслуги. Меня таким создали».
Патрик разложил одеяла на полках и потер лоб движением, давным-давно подсмотренным у прапрадеда Фани.
Он начал разговаривать с собой около полувека назад и сперва решил, что это свидетельство подступающей деградации. Однако со временем, видя, что больше никаких свидетельств регресса нет, священник пришел к другой мысли: окруженный людьми, он всего лишь копирует их привычки. Его адаптационные способности были невероятно высоки, куда выше, чем у любой другой модели, за исключением разве что Учителей. Но Учителей после войны не осталось.
«Очеловечиваюсь», – поставил Патрик себе неутешительный диагноз. Достаточно вспомнить собственную реакцию на убежище.
Бункер его ошеломил. Это было прекрасно замаскированное сооружение, рассчитанное человек на двести: огромное бомбоубежище, похожее на провалившийся под землю гигантский вагон. Железобетонный монолит, усиленный балками и арматурной сеткой: знания об устройстве подобных конструкций существовали в памяти андроида, но он и подумать не мог, что увидит одно из них собственными глазами.
Удара ядерной бомбы бункер не выдержал бы, но ядерных бомб в мире больше не существовало.
Когда Патрик узнал о гибели первого поселка, он начал догадываться, зачем нужно убежище. Сорок лет священник надеялся, что все же ошибся, но когда с востока пришло известие о втором взрыве, сомнений не осталось.
От человека Патрик отличался в том числе тем, что всплывающие в его голове знания воспринимал как должное. Он никогда не подозревал, что между ним и другими андроидами существует связь, и даже не размышлял, есть ли те, другие, – но когда воспоминания умирающего священника брызгами выплеснулись перед его внутренним зрением, Патрик был к этому готов. Информация всплывала постепенно,