Гилберт быстро огляделся, убеждаясь, что рядом никого. А затем, при всем своем равнодушии к физическим нагрузкам и движению как таковому, довольно резво спустился на один этаж в служебный буфет и купил в торговом автомате чизбургер с беконом. Микроволновка подогревала чертову штуку целую вечность, так что кетчуп и горчицу пришлось намазывать уже на бегу обратно к Оззи.
Гилберт запыхался, но выставочный зал по-прежнему пустовал. Он сделал пару укусов и спрятал бургер на стопке салфеток за колонной, решив, что так и будет дальше оттяпывать кусочек-другой, убеждаться, что горизонт чист, и возвращаться за добавкой. Техника обеда «хватай-и-наблюдай» также давала возможность отдышаться и успокоиться. Для Гилберта это было важно, ибо порой во время беготни левая рука адски ныла, а он не хотел плохо выглядеть в глазах Оззи.
Гилберт вернулся к саркофагу и посмотрел на мертвеца. Когда же склонился ниже, пытаясь получше разглядеть Сета и Анубиса, капля горчицы, случайно угодившая на форму во время безумного бега по лестнице, соскользнула с ткани прямо на одну из восковых печатей, которые скрепляли руки и ноги мумии. Гилберт забыл, как дышать, и даже ослеп на мгновение. Нараставшая в груди боль напоминала случай в Малой лиге, когда бейсбольный мяч неудачно отскочил и вмазал ему точно по шарам. Гилберт понимал, что в груди никаких шаров нет, но что бы там ни было, с каждой секундой созерцания горчицы в саркофаге ему становилось все хуже.
Гилберт рванул к колонне, за которой спрятал бургер, отчего голова закружилась еще сильнее, вернулся с кучей салфеток и начал судорожно стирать следы преступления. Горчица поддалась на удивление легко, но как раз в тот момент, когда он последний раз взмахнул салфеткой, раздался треск. Гилберт заглянул в саркофаг. Печать, которую он очищал, та, что удерживала Оззи справа, сломалась и сложилась пополам, точно рухнувший мост. Подгоняемый паникой и тем, что осталось от смутного инстинкта самосохранения, Гилберт принялся лихорадочно соображать. Оторвав кусочек салфетки, он скомкал его и сунул под обломки. Две восковые половинки, поставленные на место, смотрелись весьма симпатично. Трещина была едва заметна. Гилберт отступил на шаг и огляделся – рядом по-прежнему никого. Он было расслабился, но через секунду паника вернулась.
Гамбургер.
Последняя и, безусловно, самая страшная улика, связывающая его с осквернением тела Оззи.
Гилберт тихо подошел к своему тайнику, плотно обернул бургер оставшимися салфетками и ненадолго задумался, где лучше всего скрыть улики. На этом этаже не было ни