– Ты права. Звони!
– Можно хотя бы картошку поесть?
– Потом будет поздно. И так уже половина одиннадцатого.
– Давай отложим звонок на завтра.
– Звони!
Анна Ермолаева к телефону не подходила и упорно игнорировала мои звонки.
– Нет дома человека, – и я потрясла трубкой.
– Куда-то уехали, – не сдавалась Динка. – Прячутся ото всех и трахаются до потери пульса.
И тут Динка заплакала. Она плакала по-детски неумело, размазывая слезы по щекам, всхлипывая и тоненько подвывая.
– Тише! Детей разбудишь.
– А мне уже все равно… – всхлипывала Динка.
– Ладно. Я поеду к Анне и разберусь с ней. Если она, конечно, дома.
– Я с тобой, – откликнулась подруга.
– Мне кажется, это уже лишнее. Дети проснутся, а тебя – нет.
– Мы быстро приедем обратно. А спят они крепко, их из пушки не разбудишь.
– Тогда одевайся быстро, и поехали.
На улице было холодно. Мой старый полушубок из рыжей лисы уже не грел, и я потерла щеки руками. Динка шла рядом, опустив голову, как будто бы считая про себя шаги. Небо было черно-беззвездным. То там, то здесь в окнах вспыхивал свет от елочных гирлянд, а я подумала, что все люди сидят и празднуют второй день января, а мы плетемся непонятно куда и непонятно зачем. Но сказать так, значит, смертельно обидеть Динку.
В машине я включила печку и посмотрела на Динку. Она сидела, полностью погруженная в свои мысли, и никак не реагировала на окружающую обстановку.
Я не выдержала.
– Дин! – дотронулась я до ее руки.
– А? – Динка вскинула голову, и такая боль была в ее взгляде, что я резко рванула рычаг передач на себя. Кто бы ни была эта Анна Ермолаева, я ей переломаю руки и ноги, если она и вправду вздумала увести Мишку из семьи.
Мы стояли и безуспешно жали на кнопку домофона: никто не открывал.
– Дохлый номер. В дом мы не попадем. Днем у нас был бы шанс дождаться, когда кто-нибудь будет входить. Сейчас это бесполезно. Если только кто-то будет возвращаться домой из гостей или… – я не закончила, Динка решительно нажала на кнопку домофона.
– Ты куда звонишь? – обалдела я.
– Наугад, – сказала она. – Кто-нибудь да откроет.
С четвертой попытки нам открыли после отборной порции мата.
– Видишь, получилось, – и Динка криво улыбнулась.
– Ты уверена, что хочешь поговорить с Ермолаевой?
– Уверена. Все равно у меня нет другого выхода. Умирать от неизвестности я больше не могу.
Едва мы открыли дверь подъезда, как в нос ударил запах мочи.
– Какой-нибудь бомж здесь помочился, – зажав нос, сказала я.
Мы дождались лифта и поехали на восьмой этаж. Динка старалась не смотреть на меня. Я прикидывала: как начать разговор и что мы скажем, если Мишка все-таки там, во что мне слабо верилось.
В холле было темно, хоть глаза выколи.
– Какая у нее квартира?
– Пятьдесят первая.
– Попробуй