У Курта и Ганса в комнате патефон. Иногда они выставляют его в открытом окне на подоконнике и в тишине разносится песня. Не понимая немецких слов, я хотел слушать её каждый день долго-долго.
Только через много лет, когда ложь о немцах заслонит правда, я пойму, почему так брала за душу эта прощальная песня немецкого солдата.
А ещё Курт и Ганс слушают наши песни:
На закате ходит парень,
Возле дома моего…
Каждое утро обливаются холодной водой из колодца. Выхватывают друг у друга ведро с водой, бегают по двору, громко кричат что-то на немецком. Мы с Тадеушем, сыном нашего соседа, наблюдаем за ними, лежа на сеновале в хлеву.
Продукты для немцев привозят из города, но Курт и Ганс просят Кристину варить им борщ. Долго потом выговаривают:
– Пасипо, Кристин! Порш карашо! Гут!
Кристине дают тушёнку, а мне шоколадку. Она убирает их комнату и я могу войти и посмотреть. Там всё аккуратно разложено. На этажерке фотографии двух женщин, наверное их жёны. В Шкафу висят мундиры с красивыми нашивками и приятно пахнет.
Когда Курт или Ганс выезжают на грузовике в город, то приглашают сельчан. Подсаживая их в кузов, приветливо улыбаются. Из города сельчане возвращаются к концу дня на том же грузовике. Курт помогает им высаживаться из кузова и весело смеётся, подхватывая женщин. На следующий день две женщины приносят им сметану и молоко. Курт и Ганс радуются угощениям и выносят женщинам консервы, сахар, спички, сигареты – то, чего у них нет.
В саду под старой грушей-дичкой стоит деревянный стол. Дедушка на нём готовит себе табак для трубки. Я стою рядом и наблюдаю.
Вначале дедушка укладывает подсушенные листья табака, потом мелко нарезает их и сгребает со стола в туесок из бересты. Затем нарезает мелко корешки от листьев и тоже высыпает в туесок.
К столу подошли Курт и Ганс и с интересом смотрят, как дедушка готовит табак. Дедушка что-то сказал по-немеци и Ганс пошел к дому, смеясь и произнося какие-то слова. Через минуту он вернулся с газетой в руке и протянул её. Дедушка не спеша оторвал квадратик. Аккуратно разглаживая его, насыпал щепотку табака. Зажимая пальцами, послюнявив – завернул в трубочку. Достал спички и, прикурив, с наслаждением стал затягиваться. Потом протянул самокрутку Гансу. Тот осторожно взял её и тоже затянулся. Вдруг глаза его закатились, он громко закашлял и тут же вернул самокрутку. Дедушка, весело щурясь, затягивался и выпускал дым прямо на Ганса, глядя на его изумлённое лицо. Ганс, кашляя и вытирая слёзы, восклицал что-то на немецком Курту. Оба громко хохотали, показывая пальцами на дедушку.
– Тебе, чёртов немец, не понять, что такое настоящий табак, – сказал дедушка.
Когда пришла пора убирать урожай, всем селом вышли в поле, чтобы успеть к дождям. Кристина и дедушка взяли меня с собой.
Неожиданно, в поле на своих битюгах-тяжеловозах приехали Курт и Ганс с солдатами. Они свозили снопы к молотилке, работали вместе с сельчанами на току. Вечером, тут же на току устроили танцы под гармошку.
Вскоре Курт и Ганс со своими солдатами