Инспектор зашагал вверх по ступенькам, так и не сказав, на что тут следовало обратить особое внимание. Сразу за портретом Бобровского ступеньки заканчивались, переходя в широкую площадку. Когда я вслед за инспектором поднялся на нее, прямо передо мной оказалось зеркало в массивной раме. Влево и вправо уходил длинный коридор. Он тянулся через весь дом и упирался в боковые несущие стены дома. По полу протянулась зеленая ковровая дорожка. Из окон падал бледный свет: лунный и от фонарей вперемешку.
На дорожке, прямо напротив разбитого окна, лицом вниз лежал человек. Слева стоял на страже рыцарский доспех с мечом в руках. Справа на подоконнике сидел полицейский. Завидев нас – точнее, конечно, инспектора, – он торопливо подтянулся и откозырял ему. Вениамин Степанович кивнул в ответ.
Дьякон быстренько распахнул дверь слева от зеркала и снова изобразил угодливый полупоклон, приглашая нас заходить:
– А вот и наша библиотечка. Попрошу сюда, господа полицейские.
Мы зашли. Первым, прямо перед инспектором, ужом проскользнул дьякон, затем вошел Вениамин Степанович, и последним – я.
Употребив слово «библиотечка», наш провожатый явно преуменьшил заслуги графа. Или графини – это смотря кто у них в семье главным книгочеем был. «Библиотеки» были нынче в моде, но, как правило, на поверку большая их часть оказывалась салоном для приема гостей, а то и вовсе курительной комнатой, где литература была представлена разве что вчерашней газетой. Здесь же была самая настоящая библиотека.
Две стены от пола до потолка были скрыты полками, и там рядами стояли книги. Более того, они все там не поместились. Несколько разнокалиберных томов лежали в углу прямо на полу. Точнее говоря, на ковре. В библиотеке он был более яркого зеленого цвета, чем в коридоре, но такой же мягкий.
Над книгами замер какой-то азиатский рыцарь в золочёных доспехах и с драконьей маской вместо лица. Правой рукой он держал саблю с широким лезвием, а перевернутый щит служил хозяину библиотеки в качестве подноса. На щите лежала газета.
Дальше мой взгляд скользнул по столу – то ли антиквариат, то ли старая рухлядь – и остановился на кресле, обитом черной кожей. В кресле сидела женщина. Она сидела так неподвижно, а ее платье было настолько черное, что я не сразу ее заметил. Да и света от единственной керосиновой лампы было маловато. Читать при таком освещении означало себе глаза испортить, причём с гарантией.
– Здравствуйте, господа, – тихо сказала женщина.
– Здравствуйте, сударыня, – ответил Вениамин Степанович. – Я имею честь видеть графиню Рощину?
На ее бледном лице появился намек на полуулыбку, но он рассеялся раньше, чем обрел законченные формы. Пожалуй, если бы не эта могильная бледность, я бы назвал ее красивой.
– Не уверена, что это такая большая честь – знакомство со мной, – сказала женщина. – Но если это был просто вопрос в вежливой форме, то да. Я графиня Рощина, Анна