Пока я выкладывала завтрак на тарелки и намазывала тосты, мне пришла в голову еще одна мысль. Эдуарда надо извести. Свести на нет. Теперь, он мне мешает. Сначала, у меня возник один план, потом второй. Первый план заключался в том, что Эдуарда можно обкормить, больше всего на свете он любит поесть. Если, неделю я не буду ходить в клубы и кабаки, а не уставая, все кормить и кормить Эдуарда, он не выдержит. Загнется! Что станет с ним после недели бесконечного нескончаемого обжорства? Я парализую его волю, сделаю из него овощь, немой бестолковый овощь. Овощу можно многое рассказать, очень многое, поделиться сокровенным. Эдуард бы сидел в кресле и слушал. Я впихивала бы в него еду и рассказывала бы ему о себе долго, несколько дней. Потом, Эдуард стал бы голодать. Я не давала бы ему еды. От голода он бы хотел спать, и слушал бы невнимательно. И вот тогда я, наконец, рассказала бы ему самое важное. Конечно, он бы не ответил. И ничего бы, как всегда, не понял. Но его ответ был бы мне не важен, я бы просто, первый раз посмотрела бы кому-то в глаза.
Второй план был сложен и более жесток. Можно было заставить Эдуарда от души трахнуться. Потом, трахаться неделю без перерыва. Неделя траханья с Эдуардом не прошла бы даром. Я и сама бы, еше больше спятила. Но уж Эдуард- то бы, спятил точно. Я бы оставила его лежать в постели, совсем полоумного, и наконец, промыла бы ему мозги!!!! Он бы опять меня не понимал. Только бы мычал. Вот когда, я могла бы рассказать ему еще больше. Выложить всю хрень, что сидит у меня в башке. Я плела бы и плела небылицы, потому что, тоже бы была того, чирик куку. Потом, я завязала бы Эдуарду рот, чтобы он никогда, никому, ничего, ни гу-гу. И чтобы он не смог смеяться. Надо мной. Он был бы бессилен. И Эдуард остался бы немым и тупым до конца жизни. Здорово! Круто!
Я начала с омлета. Омлет получился распаренным, разбухшим, гигантским. Именно этого, я и добивалась. Целый час, я отиралась на кухне. К омлету я придумала подать семгу, грибы, лососину, помидоры, оливки, сыр, ветчину. Гору тостов, намазанных маслом. Эдуард уплел все за милую душу. Когда он доедал последний кусок, мне позвонил Макс. Я не помню, что давала ему свой сотовый. Его голос был груб, сильно прокурен.
– Вчера, я вдруг, вспомнил о тебе,