По стопам маргинала. Роман. Владимир Шапиро

шептались в кулуарах богемной Москвы. Он предпочитал мнение «сарафанного радио», так называемых «красных платочков» из «народных» низов. Оно вполне совпадало с официальной точкой зрения нашей прессы и считало, что заслуженный художник страны обладал всеми качествами советского интеллигента из сферы культуры. Хотя бы тем, что умел возвеличить на своих портретах наших вождей, понимал, как непросто сделать героическим образ человека с рябым лицом и бородавками в самых неподходящих местах. Конечно, это вознаграждалось соответствующим образом наградами, званием, финансированием, устройством показательных выставок. В качестве благодарности его приятель с азартом обличал западный модернизм, абстракционизм и другие течения в искусстве; после поездки за границу – особенно. Но пока лишь догадывался, что задумал его расчетливый друг.

      ГЛАВА ТРЕТЬЯ

      Впоследствии Лора вспоминала тот первый визит к художнику и кокетливо завершала рассказ такими словами: «Вот это был сюрприз, настоящий шок для меня». Прежде всего ее впечатлил актовый зал своими размерами и пышностью. Не картинами с пейзажами и портретами, их там вовсе не было у художника, кроме портрета главного вождя государства над креслом председателя, а пластиковыми цветными стенами, в потайной двери одной из них, неожиданно исчез хозяин. Это произошло так стремительно, что, пораженная, она схватилась за дядю, чтобы не упасть. Давила торжественность обстановки: наедине с ней ей было страшно. Тот тут же галантно подставил ей стул, успокоил, а затем направился туда, куда исчез его друг.

      В их отсутствии Лора ощущала себя кроликом, ждущим участи в окружении кровожадных охотников. Как сквозь пелену тумана, она увидела быстро вошедшего хозяина дома с большим подносом в руках, с лицом, выражавшим неудовольствие. «Что они ссорятся?» – испуганно задала себе вопрос. Уловив ее смущенный взгляд, он игриво произнес: «Угощайся». Поставил поднос прямо на кумач и подвинул к ней вазу с фруктами. За ней последовала бутылка дорогого импортного коньяка, тарелка с десертом, пластиковые приборы. Возвращаясь из заграничной командировки, Иннокентий Скворцов привозил с собой целый комплект вещей для родных и друзей, как впрочем делал любой советский человек. В своих запасниках он хранил привозные пластиковые и бумажные принадлежности, в том числе полотенца, туалетную бумагу, в новинку в то время. Использовав, выбрасывал в контейнер во дворе церкви. Вслед за ним вошел дядя, тоже с большим подносом, на котором стоял настоящий деревенский самовар с заварочным чайником на нем, салатница и нарезанный в пластиковые тарелки сервелат. Когда он неуверенно поставил все на стол, художник нервно обратился к гостье:

      – Твой дядя, мой коллега, сегодня какой-то тормоз. Ну, как?! Сам предложил отметить дебют новой натурщицы, причем, сейчас же. И сам же вдруг заторопился домой. Ждет жена! Нужен ты ей! Давно плевать твоей Рахеле, где ты и что ты. Молчи, Сэм, Да, я очень уважаю ее,