Нет. Вашу мать, трижды, четырежды, в степени N – нет! Одно его прикосновение убьет на месте. Надеюсь, в его "безопасных" апартаментах имеются окна, а сама люкс-пещера находится, как минимум, на десятом этаже! И за стеклом такое же манящее голубое небо, где никто не посмеет заставить меня делать то, чего я не хочу!
– Юля, садись, прошу тебя. – Непроизвольно вздрагиваю от прикосновения к запястью. – Я решу этот вопрос, и сразу отвезу тебя домой. Обещаю. У тебя нет причин бояться.
Конечно, нет. Вот ни одной причины, кроме вашего вторжения в мою жизнь! Мне хочется сбежать, рвануть со всех ног в спасительную прохладу холла клиники, а перед этим, наверное, столкнуть его с лестницы под изумленным взглядом все еще невозмутимого водителя. Но вместо этого я сбрасываю его руку и делаю отчаянно-решительный шаг вперед. Мне трудно решить, что сейчас в большем приоритете – смерть… или же насилие. Но я к нему привыкла, разве нет?
Александр открывает дверцу автомобиля, остановив жестом водителя, и я обреченно опускаюсь на прохладную кожу пассажирского сидения. Ни о какой грациозности сейчас не может быть и речи, а ведь раньше я умела красиво садиться в авто. Кондиционированная прохлада усиливает психологический лед, а я из последних сил успокаиваю себя тем, что, пока мы в дороге, ничего ужасного не произойдет. Не посмеет же он при посторонних? Когда он садится рядом, меня накрывает новой волной мимолетной паники. Этому и амфитеатр, полный зрителей, при большом желании не преграда.
– Денис, будь любезен, дай плед. – Что?! Зачем?! Вдавливаю в ладонь ногти со свежим маникюром, потрясенно наблюдая, как водитель уверенно извлекает из чехла покрывало в шотландскую клетку. – Юлия замерзла. И отключи климат.
Парализованная первобытным страхом, я неосознанно ищу подтекст в каждом слове и действии. Мягкая шерсть окутывает плечи, и я сейчас благодарна Александру за то, что он, намеренно или случайно, не касается моей кожи, укрывая тело от прохлады салона. Ауди плавно трогается с места.
В его руках розы. Стебли настолько длинные, что трогательные бутоны ложатся на мои колени, и я, повинуясь безотчетному инстинкту чем-то занять свои руки, глажу кремовые лепестки. В легком полумраке тонированных стекол они кажутся темнее. Белый – цвет чего-то хорошего, нового. Только меня не обмануть, никогда не уйдет из памяти гибель белой орхидеи, безжалостно зажатой в сильной руке…
– Тебе удалось поспать? – нейтрально спрашивает Александр. – Слабости, головокружения больше нет?
Во всем двойной смысл. Новый хозяин переживает, что не сможет попользоваться своей игрушкой в эту же ночь? Конечно, он очень долго ждал, но, возможно, продолжит играть в благородство, пока я не восстановлю силы и не высплюсь, чтобы, не дай бог, не отключиться в самый пикантный момент предстоящей сцены…
– Все хорошо. Спасибо. – Стягиваю плед на груди с провальной попыткой сосредоточиться на бегущей под колесами