Она подняла крышку. На черном бархате сверкала филигранная подвеска с бриллиантом размером почти с ноготь большого пальца.
– Поставщик камней моего знакомого проиграл мне в карты, поэтому мне удалось получить скидку. И все равно пришлось занять у отца, – сообщил Уильям, доставая подвеску из шкатулки. Он наклонился, чтобы застегнуть цепочку на шее Альвы. – Впрочем, я думаю, он забудет об этом долге – ведь он в вас души не чает.
– Уильям, как красиво, – сказала Альва, взяв подвеску в ладонь, чтобы рассмотреть поближе. Она была тяжелой, холодной, нелепой и очень ей нравилась.
– И это лишь начало! Представьте, сколько у вас будет драгоценностей, когда наш дом наполнится детскими голосами.
«Продолжение рода приносит спасение. И, по всей видимости, украшения».
Вслух же Альва произнесла:
– Я очень ценю ваше внимание. Благодарю вас.
– Леди должны получать награду за неудобства, которые им приходится переносить.
Глава 8
В красном платье со шлейфом и тяжелыми жемчугами на шее Альва вальсирует с Луи-Наполеоном у фонтана в Люксембургском саду. Императрица Евгения аплодирует им с высокого мраморного пьедестала. Звук аплодисментов нарастает, превращается в стук и топот, ее голос переходит в громкий лай…
Дверь в спальню Уильяма распахнулась, и собаки побежали вниз по лестнице, Уильям вслед за ними. Альва принялась искать спички, чтобы зажечь лампу.
Через лай собак из холла донесся голос Уильяма:
– Ради всего святого, что происходит?
– Сэр, Командор умирает, – прокричал человек.
– Кто тебя прислал? – спросил Уильям, успокаивая собак.
– Ваш отец, сэр.
– На этот раз он уверен?
– Кажется, да.
Наконец-то. Бедный Командор мучился уже несколько месяцев, а репортеры из «Таймс», «Уорлд», «Трибьюн», «Сан» и других газет околачивались у дома Вандербильтов день и ночь в ожидании его смерти. Начиная с весны, каждый из них надеялся первым поведать об этом миру, и уже не раз они опережали события, создавая громкими заголовками смятение на бирже. В июле газеты даже обошли вниманием столетие Дня независимости, ибо ходили слухи, якобы Командор уже одной ногой в могиле. Никто не думал, что умирать он будет так же яростно, как жил. Еще пару недель назад он подошел к окну своей спальни во втором этаже, поднял раму и прокричал:
– Будьте прокляты, грязные стервятники! Я еще не умер!
Уильям постучал к Альве и вошел в комнату. Босиком, с растрепанными волосами, в одной ночной рубашке, он напоминал Джорджа. Хотя молчаливый, задумчивый Джордж, который предпочитал обществу людей книги, был прямой противоположностью Уильяма. Настолько же он не походил на резкого и мрачного Корнеля или непоколебимого Фредерика. «Совершенно непонятно, что из него получится», – говаривал Уильям. «Но ведь он просто такой, как есть. Что в этом дурного?» – возражала Альва. «Чтобы добиться успеха в обществе, есть несколько способов.