– Ну, с Богом, Петро! – и как бы играючи взмахнул косой, которая вжикнула, подчиняясь азарту косаря, и с особым упорством принялся за свое ответственное дело.
Петр Корнеевич, боясь уступить отцу в рабочей сноровке, принялся следом, а женщины с тяпками через плечо пошли, чтобы заняться прополкой бахчевых.
Корней Кононович, молодецки взмахивая, заносил косу, при этом с напряжением поворачивал морщинистую шею то влево, то вправо.
Петр Корнеевич молча шел рядом и, боясь отстать от отца и оплошать, ловко взмахивал косой, приноравливаясь к отцовскому шагу.
Монотонно вжикали две косы. Буйное разнотравье в этом году вымахало по пояс и радовало косарей. Отец и сын Богацковы спешили с покосом, боясь упустить время. Если чуть перестоит трава, трудно будет с ней справиться.
Дивно красовалась под солнцем облитая яркой зеленью степь. А с косогора, где, не разгибая спин, трудились Богацковы, просачивался через лежащую внизу балку желто-горячий цвет донника, и слышался приглушенный гул трудолюбивых пчел, которые, проведав поле, торопливо ощупывали хоботками каждый цветок, как будто боялись его пропустить. Беззаботные и хохлатые жаворонки хлопали крыльями в вышине и пели косарям свои сладкие песни.
Через полчаса Корней Кононович, разогнувшись, с удовлетворением оглядывал начало своей работы. Тут он заметил, что скошенная им и сыном трава была уложена в ровные, как по шнуру, валки и истекала соком. Она испускала, распространяя вокруг, дурманящий травяной пресновато-горький запах.
Терпко млея под горячим солнцем, свежескошенная трава испаряла едва приметный колеблющийся настой увядания, и сердце у Корнея Кононовича начинало полниться сладкой умиротворенной радостью.
Во время минутного отдыха он выдергивал из-за пояса песчаный оселок и несколькими точными ударами бывалого косаря поправлял притупившееся полотно косы. Петр Корнеевич машинально повторял за отцом то же действие, боясь уступить ему в мастерстве и проворности.
Широко и спокойно лился свет низкого утреннего солнца, подрумянивал необозримые просторы кубанских полей и съедал медленно уползающие тени, которые с ночи залегли в полусонных балках. До обеда Корней Кононович и его сын Петр Корнеевич были так увлечены работой, что и перекурить им было некогда.
Работа у Ольги валилась из рук. Обида на загулявшего мужа скребла душу, и слепая ревность не давала покоя.
Дома по ночам, да и теперь она горько плакала от безысходности, потому что не видела конца своим душевным страданиям. Никак не могла простить мужу его недавнюю измену. К утру ее подушка была мокра от слез. С каждым днем она таяла на глазах и до того вся извелась, что на женщину стала не похожа. Тошно ей было смотреть на белый свет. А ее мужу-гуляке Петру Корнеевичу хоть бы хны.
Недели за две до выезда в поле Ольга не утерпела – сходила на свое прежнее