Выслушав Донского, казаки решили прекратить переговоры.
– Более пересылки мы иметь уже не будем, – сказал сотник Краденов, – но на начинающего Бог!
С этими словами казаки заставили попа Михаила Васильева служить молебен о даровании победы, подняли три образа: из-за престола Кирсановской церкви, явленный в семействе Бирюковых, и чудотворный Спасителя, бывший в доме Глуховой, и за образами намерены были двинуться к войсковой избе. Казаки разделились на две партии: одна пошла по Большой улице, а другая – по Ульяновой[111]. Сознавая, что дело доходит до беды, Шигаев упросил войско потерпеть, пока он сходит еще раз к Дурново. Взяв с собой все три образа, которые несли старики, Шигаев пошел вперед и не видал, что позади его народ пробирался возле стен, опасаясь идти посредине улицы. Но едва Шигаев дошел до соборной колокольни, как по приказанию генерал-майора Траубенберга последовал выстрел, за ним другой, третий…
Толпа бросилась вперед; произошла всеобщая свалка, «и дошло до того, что, будучи в сем замешании, – доносил Данила Донской, – не могли мы узнавать уже друг друга». Казаки быстро овладели орудиями, повернули их против регулярной команды и, произведя несколько выстрелов, побили много солдат и послушных казаков. Забравшись в избы и амбары вблизи войсковой канцелярии и порохового погреба, наступающие открыли огонь из ружей. При первых выстрелах был ранен Суетин, который и был отведен в богадельную избу. Учащая огонь, казаки наступали на регулярную команду с разных сторон, и генерал-майор Траубенберг, видя невозможность устоять против напора столь многочисленной толпы, после некоторого сопротивления с небольшим числом солдат стал отступать ко двору сотника Симеона Тамбовцева, где сперва был ранен пулей в правую руку, а потом при входе на крыльцо изрублен саблями[112]. Капитан Дурново при начале дела находился не вместе с Траубенбергом, а стоял за орудиями, поставленными саженях в десяти от главного фронта. Когда большая часть прислуги при орудиях выбыла из строя, убитыми или ранеными, Дурново хотел идти на соединение с Траубенбергом, по не застал уже его на месте и был окружен толпой человек в сорок. «Один из них замахнулся разрубить мне саблей голову, – писал Дурново в своем донесении[113], – но я, уклонясь, подставил ему правую свою руку, которую он и разрубил, а потом и голову в трех местах разрубили и в спину ранили копьем, от чего я упал замертво; видно же, что и больше они меня рубили и кололи, потому что платье во многих местах прорублено и проколото; после того били меня смертельно дубьем и всяким дрекольем, что у кого в руках было». Дурново был бы, конечно, убит, если бы на место происшествия не подошел Шигаев.
– Что вы это, проклятые, делаете, – закричал он, расталкивая толпу, – какого человека бьете? Ведь ежели он умрет, так государыня всех нас за него перевешает.
Эти слова, в которых так и слышится то первенство, которое признавали казаки