Я шел, срезая изгибы грунтовой дороги, которая серпантином вилась по склону горы. Водитель «жигулей», согласившийся меня подвезти к этому месту, бросил меня на первом же крутом подъеме, сославшись на слабый мотор. Прогулка на свежем воздухе, наполненном ароматами трав и пересвистом полевых птиц, наполняла меня радостью и ощущением бытия. Хотелось расправить крылья и взмыть в воздух над всем миром, который теперь виднелся под моими ногами. Вдали внизу маленькими точками чернели домики селений. Звуки сельской жизни уже не долетали сюда. Идти в гору с непривычки было тяжеловато. Дыханье сбилось, и по лицу заструился пот. Я остановился отдохнуть и принялся рассматривать Сталина, казалось, вырубленного прямо в граните скалы.
Да, несомненно, это был он. Волнистые волосы, зачесанные назад, орлиный нос со складкой на переносице, прищуренные глаза под вздернутыми бровями, густые усы, прикрывающие поджатый рот, подбородок с ямочкой. Шею охватывает воротничок армейского кителя, плечи теряются в монолите горного склона. Казалось, еще мгновение – и рука, видная по локоть, вырвется наружу из земли и поднесет трубку ко рту. Я отбросил прочь свои фантазии и решительно продолжил подъем.
Вскоре я заметил строительный вагончик, который расположился на пологой площадке под монументом Сталина. Снизу вагончик не был виден, так как прятался за склоном горы. Рядом с ним горел костерок, возле которого сидели два человека. Один – пожилой сухонький мужик с седой бородой и усами, пожелтевшими от махорки, и с какой-то вселенской скорбью в глазах; второй – крепкий, молодой парень, окинувший меня оценивающим взглядом. В котелке на огне варилась похлебка.
– Что, Сталина пришел навестить? – спросил парень, тряхнув рыжей, кудрявой шевелюрой.
Я кивнул головой и подошел поближе.
– Здравствуйте, добрые люди, – начал я. – Услышал от народа, что монумент Иосифу Виссарионовичу в горах воздвигается, да не поверил, решил лично удостовериться…
– Присаживайся, сынок, – прервал меня старик. – Видишь, мы ужинать собрались. Сто грамм для сугрева души примешь?
На маленьком раскладном столике стояла початая бутылка водки, два граненых стакана, лежали ломти ржаного хлеба и пучок зелени. Я устроился рядом с парнем и вытащил из своего рюкзачка сыр и колбасу.
– Чтобы такому ироду памятник ставить?! – возмутился старик. – Народ, что, совсем рехнулся? Так и прут сюда толпами на «отца народов» полюбоваться. Свобода, видите ли, им надоела, порядок подавай! Я этим порядком сыт по горло – восемь с половиной лет протрубил в лагерях от зари до зари, пока этот хрен усатый не загнулся.
Я растерянно взглянул на парня. Тот подмигнул мне и начал успокаивать разошедшегося старика:
– Брось, Клим Иванович. Дело-то старое, тебя же реабилитировали.
– Валерка, а кто мне молодость вернет и зачеркнет из памяти те восемь с половиной лет?! – не унимался старик.
– Сам