Деликатный француз своим видом старательно показывал, что у его партнеров нет повода для огорчения, все-таки для него фехтование – ремесло, которым он зарабатывает. Но лишь немногие воспринимали свое безоговорочное поражение как должное – обреченно разводили руками и говорили себе в оправдание: «Искусен, да уж!» Другие не могли скрыть раздражения, пыхтели и рвались отыгрываться, будто в карточной игре: черт возьми, они ведь тоже получают жалование за то, чтобы уметь обращаться с оружием! И фехтмейстеру порой приходилось с недоумением смотреть на своего партнера, получившего очевидный укол и не торопящегося, подняв вверх руку, произнести слово «туше». Именно так предписывалось поступать благородным господам, участвующим в фехтовальном состязании, именуемом ассо. В конце концов туше, конечно, признавалось, однако с таким видом, будто это досадная случайность и сей же час все будет исправлено… Но против Лафоше вышли один за другим уже семь или восемь противников, а наконечник рапиры, утолщенный и от этого напоминающий цветочный бутон, лишь дважды коснулся его колета.
Офицеры российской гвардии, желавшие проверить себя в поединке с маэстро, держали в руке рапиру не в первый раз. Иные из них брали уроки у самого Бальтазара Фишера, хозяина этого зала, любезно предоставленного коллеге для его ангажемента. Они и стойку принимали верную, и, несколько отклонив корпус назад, как учили, делали изящные пассы оружием, демонстрируя даже знание недавно изобретенной восьмой защиты, и пытались выполнять уклонения – вольты… Но все это не мешало фехтмейстеру раз за разом обходить кажущуюся безукоризненной защиту, спокойно, едва ли не издевательски выбирая место, куда бы теперь нанести ему укол. И, уткнувшись в белый колет партнера, его рапира снова и снова выгибалась удочкой, тянущей тяжеленную рыбу, – вуаля!
Царь Петр, построивший этот необычный для России город и заселивший его самыми предприимчивыми людьми, заставил их постигать чужие премудрости, среди которых одной из первых значилась и шпажная наука. Но он же строгостью своей не дал этой науке владения тонким клинком как следует здесь прижиться. Смертная казнь, грозившая не только участнику, но даже свидетелю дуэли, вывела фехтование из разряда полезных практических навыков в категорию изящных искусств, вроде бальных танцев. И, пожалуй, в танцевальном вицмундире офицеры лейб-гвардии чувствовали себя увереннее, чем в фехтовальной маске с рапирой в руке. Свидетельством тому и стал открытый урок маэстро Лафоше, ожививший один из студеных февральских вечеров 1794 года.
Опытным взглядом Лафоше определял, чего можно ожидать от очередного соискателя славы, выходившего против него, уже по тому, как тот выполняет приветствие. Как правило, было ясно, что эти старательные взмахи клинком и удары пяткой в пол – лучшее, что он умеет. А вот этот – посерьезнее, явно ученик Бальтазара. Нужно показать, что уроки у коллеги не напрасны, пропустить туше.