Там его и находит мама. С трудом перешагивает на костылях через входной порог – уже давно не может сделать это самостоятельно, а тут сама – подходит к отцу, тихонько гладит его по волосам.
…Последние четыре дня.
Мама рассказывает, что пока я ездила в больницу за отцом, два голубя бились в окно. К чему бы это?
Отец уже не может сам подняться с постели, идет по квартире, качаясь и с трудом передвигая ноги. Отказался ходить в туалет на ведро, которое я поставила возле его кровати, и идет к унитазу. Чистоплотность просто поразительная. Я никогда в жизни не видела у него грязных полосок под ногтями, а он всю жизнь работал на земле. В последние годы, когда мама не могла встать за утюг, сам гладил свои брюки и рубашки, но никогда не выходил из дома в мятой одежде. Вот и теперь отказывается сходить на ведро и мучает себя, хватается за дверные косяки, но идет в туалет.
…Два раза в день вызываю скорую. Болезнь сжирает пищевод: нарушен глотательный рефлекс, не всегда может проглотить таблетки. Когда начинает совсем задыхаться, звоню в скорую, чтобы поставили эуфиллин.
Слизь течет изо рта и из носа, отказалась от носовых платков, использую мягкие хлопчатобумажные полотенца – их хватает на дольше. Говорить почти не может, болезнь перебросилась на голосовые связки. Говорит отрывисто, односложно, вымучивая из себя слова. Я научилась понимать без слов, что ему нужно, – кружку для мокроты, воду, таблетки, полотенце.
…Прибегает тетя Нина, жена отцова брата. Брата уже несколько лет нет в живых, а Нина – по-прежнему добрый и надежный друг семьи.
– Нина, скажи Володе, – пауза, – картошки достать, – выкашливает отец и пытается объяснить, но слова перекрывает тяжелый свист, словно где-то в легких образовалась дыра.
Я все поняла. Володя – это Нинин зять. Отец вспомнил, что я не могу залезть в подполье за картошкой. Господи, зачем мне эта картошка, в доме все равно в последние дни никто ничего не ест!
– Пап, да есть у нас картошка, я уже достала. Нашел, о чем беспокоиться!
…Всю ночь из соседней комнаты слушаю, как он дышит, постоянно встаю поправить одеяло. Ему плохо. Он извивается по ставшему вдруг очень широким дивану, словно маленький черный измученный червячок. Одеяло постоянно оказывается на полу.
Захожу утром – на полу лужа, отец смотрит на меня испуганными глазами. Все-таки он сполз с дивана и не сделал эту лужу под себя. Я приношу ведро и тряпку, вытираю лужу.
– Пап, все в порядке, не переживай. Мы же тебя любим.
…Я разговариваю с медсестрой скорой помощи, приехавшей поставить укол.
– Я поставила ему еще феназепам, пусть поспит.
– Я боюсь давать феназепам, в инструкции написано, что снотворные нельзя при кашле и одышке.
– Уже можно. Давайте, пусть хотя бы спит. Вы же понимаете, что сейчас вы ему только этим и можете помочь.
Отец категорически отказывается пить феназепам.