Саня это старик, подстриженный под ёжик. Бывший летчик гражданской авиации, растлитель малолетних, приводил к себе в квартиру девочек, раздевал, и фотографировал. Он замер со шваброй в руках.
– Что ты стоишь как истукан! Давай драй! Вот дурак!
Истукан оживает и начинает энергично тереть тряпкой.
– Вытирай, лучше!
Из кабинета выходит заведующие Ткаченко Елена Владимировна – умная по своей сути добрая женщина, но тучная, и тяжёлым выражениям на лице и от этого пристающей суровой.
Санитарка вскакивает со стула.
– Здравствуйте Елена Владимировна!
– Здравствуйте!
– Уборка у нас!
– Хорошо!
Елена Владимировна лучше других понимает всю абсурдность картины, но промолчит, есть обычае и ритуалы которых нельзя касаться. Она хотела, когда то, когда была еще молодой, когда только начала работать завести порядок и приличия. Но её пресекли, сказали, попросили воздержаться. И все так и осталось. Немыслимо, гадко и притворно до тошноты.
Я захожу после ужина в туалет, вижу Бабку и понимаю отчего у него довольный вид. Завожу разговор:
– Комиссия пропустила?
– Нет! – грустно отвечает Бабка.
– Какая комиссия подсчету?
– Седьмая!
Седьмая это значит, что Бабка в больнице четвертый год. Комиссия проходит каждые полгода, по истечению, которого вас могут признать не опасным для общества и выписать на общий режим, на котором вы еще можете пробыть год или два и отбыть к себе по месту регистрации и жительству.
Преступления Бабки абсурдно, как и карательная медицина.
– Рулетку украл, в строительном вагончике! – рассказывает каждому новому слушателю Бабка. – Ну их к черту этих докторов!
– А что ты делал в строительном вагончике? На стройке?
– Есть искал! Думал строители, что оставили. Я бродяжничал, побирался. А сюда загремел, а того что в интернате держали, а сбежал! – отвечает Бабка.
– Рулетка! – восклицает в сердцах Юрий Алексеевич Стаценко высокий седой, но еще не старый мужчина. – Я здесь вообще иза сволочи соседа, – и Юрий Алексеевич говорит дрожащим голосом:
– В гости пригласил, а потом написал заявление в полицию, что пришел с собакой, травил на него собаку, и в заключение, что моя собака съела у него жаренные пупки, и – переходит на крик:
– Да я отсидел десять лет за убийство! Но это был несчастный случай на охоте. Меня признали вменяемым, и посадили на десять лет. Я отсидел от звонка до звонка и вернулся.
И вдруг чуть не плача:
– Все на меня смотрели как на врага народа, родные и то чураются. После заявления приехал участковый с нарядом, и отвезли меня на общий режим в больницу. Я давай жаловаться, писать в суд! Меня сюда закатали! Сволочи!
Но после услышанных слов, несправедливой участи и грусти