Бабушка хорошо вязала. Сколько я её помню, у неё всегда в руках были спицы, вязала она постоянно и всем: варежки, носки, кофты, пинетки и делала это вслепую, не глядя, при этом вела беседу или смотрела телевизор, когда он появился. Иногда остановится, скажет: «Тише, товарыщи», пересчитает петли и продолжает вязать и разговаривать дальше. Уживались они с мамой потому, что бабушка была очень добрая, она тоже хорошо знала, что такое горе. В конце войны баба Паша работала на спиртзаводе кочегаром. Её отправили в командировку в освобождённый Кёнигсберг тоже кочегаром на местный спиртзавод, система этих заводов по стране во время войны была объёмная, так как их продукция имела оборонное значение. В городе, ещё до 1949 года, жили немцы, а потом в оставленные ими квартиры, с посудой и мебелью, селили командированных.
Конечно, женщине, приехавшей из деревни, такое и не снилось, она просто не видела таких фарфоровых тарелок, или мебели, поэтому немецкую бытовую утварь сменили на половики, самодельные табуретки и железные миски. Одна история о взаимоотношениях с немцами, живущими по соседству, сохранилась в нашей семье. Бабушка за еду наняла к маленькому моему папе в няни молодую немку, а та украла у бабушки резиновые сапоги. Бабушка даже не успела об этом узнать. Вернулась с работы, а её встречают немки, отдают сапоги. Они рассказали о случившемся, извинились и предложили нанять другую женщину. Даже не могу себе представить, как могли сосуществовать эти два народа сразу после той страшной войны. По окончании командировки, ни в какую деревню бабушка Прасковья не вернулась, так как здесь уже и вышла замуж, и родила детей. Вскоре муж умер, и она одна поднимала троих. Так что бабушка маму уважала и понимала, как ей тяжело. Да и старшего сына Лёшу, моего папу, она любила больше всех и не скрывала этого, и меня тоже, потому что считается, я очень похож на папу – и внешне, и волевым характером.
Кстати, с этой квартирой связано самое яркое воспоминание детства. Мне четыре года с небольшим, это канун 1970-го. Мама забрала меня из детского сада. Уже темно, и я устал, ведь по тогдашнему укладу советской жизни родители детей отводили в сад до своей работы, а забирали после неё. То есть мы проводили в саду девять-десять часов. Мама, чтобы меня подбодрить, рассказала, что, может, папа сегодня привезёт ёлочку. От его работы поехали в лес за ёлками, глядишь, и нам достанется. Вошли в дом, успели зажечь свет только в прихожей и видим: в комнате-зале по диагонали, из угла в угол лежит большущая ёлка. Радости моей не было предела. Это была сказочная ёлка. Достали откуда-то ящик из-под посылки, а в нём старые немецкие игрушки: бусы, домики, фигурки и много чего ещё. Этого не хватило, и мама потом купила ещё игрушек. Красивей и, наверное, желанней ёлки в моей жизни не было, и ещё это воспоминание о папе! Этот праздник нам всем устроил он, почти за год