Он судорожно взглянул на часы, отмечая про себя, что ещё успеет на автобус, если прямо сейчас вызовет лифт и припустит бегом к пешеходным турникетам на выходе из кампуса, от которых через пять с четвертью минут отправится до синкансэна рейсовый автобус. Хитоси даже развеселила мысль, что, как и утром, он будет бороться за драгоценные секунды и право не остаться у пустынного перрона.
– Идём! – Хитоси не стал дожидаться ответа на вопрос. Он поманил Хасиба за собой, указав на лифт. – Я не хочу, чтобы у тебя были проблемы с охраной. К тому же, я опаздываю на поезд, и, если ты хочешь поговорить о зороастризме и исламе, мы можем продолжить беседу в рамках семинара или коллоквиума. Приходи завтра на мои занятия, я обо всём позаботился…
– Завтра не смогу, – покачал головой Хасиб.
– Виза, – догадался Хитоси. – Когда истекает её срок?
– Сегодня. Знаете, мистер, что это значит?
– Если в течение трёх следующих дней ты не покинешь страну, то окажешься нелегалом и будешь депортирован, – больше для себя, чем для Хасиба, пояснил Хитоси. Он привычным движением поправил очки. – У меня есть для тебя хорошие новости!
– У меня для вас тоже, мистер. Аллах любит нас!
Античным жестом Хасиб указал на потолок и произнёс всего одно короткое слово: – Даретра.
Сказано было это на пехлеви и означало – могло бы означать – «читать». Впрочем, могло бы означать и «писать», которое в произношении было очень схожим и проговаривалось с небольшим смягчением первой согласной, которое в зависимости от темпоритма произносящий мог саботировать. В общем смысле слово можно было трактовать и вовсе иначе: как глагольную форму «запомнить» или как существительное – «запоминание». Всё зависело от контекста, но контекста не было. Было только слово, и это слово произнёс Хасиб.
Лифт звякнул колокольчиком, оповещая о приближении, и двери бесшумно откатились в сторону, приглашая внутрь.
– Я не понимаю тебя. – Он в нерешительности замер в дверях лифта и посмотрел на юношу.
– Даретра, – повторил Хасиб и полоснул преподавателя шаветтом для бритья, который прятал всё это время в рукаве.
Первый удар пришёлся по лицу наискосок от правой скулы до нижней челюсти. Это было словно соскользнувшая пощёчина: Хасиб колебался, несмотря на всю свою внешнюю твёрдость и решимость. Не от боли, но от неожиданности Хитоси выронил портфель и почувствовал, как воротник кремовой рубашки, напитываясь кровью, неприятно налипает к шее. В удивлении он провёл ладонью по лицу, размазывая теплую, густеющую кровь, и удивлённо посмотрел на ударившего его Хасиба. Дальше всё происходило быстро. Игараси попытался оттолкнуть Хасиба и выбежать из кабины на этаж, но гебр, физически более крепкий, чем рыхловатый, уже немного оплывающий без регулярных физических