2013 год
Д.Л.
Время не ранит, но раны лечит,
Время добрее, чем мы считаем.
Жизнь равнодушием искалечив,
Прошлое муторно нас листает.
Книжные дети, дурное семя,
Что под обложкой? Вина и горечь.
«Ну, ничего, – говорит нам время.
Из корешка прорастают корни
Смутной надежды, надежды дикой,
Темной, как небо холодным летом,
Терпкой, как мята и земляника…»
Сколько страниц до конца сюжета?
Буквы, как рыбы, во тьме кромешной,
Плавают молча, одна, вторая…
…Что нам осталось? Страница «нежность»
Грубо надорванная по краю.
2014 год
Саломея
Все прекрасно, милый, я не спорю.
В угол сяду, пряди теребя…
Разве это горе? Нет, не горе.
Я ведь приготовила тебя.
Сердце, спи. Забейся под матрасы.
Карта бита, сыграна, отбой.
Вкусно, милый? Сердце – это мясо.
Ешь, оно отравлено тобой.
Нож и вилка – крестиком, а нолик
Нам на сдачу. Выжившим – на чай.
Эй, гарсон! Свечу на крайний столик!
Пусть на нервы капает свеча.
Скрипка ноет, тянется, хохочет,
Ноты, как фантазии, мертвы.
Знает Бог – раз женщина не хочет,
Значит, все сбывается, увы.
Как тебя я раньше целовала!
Было – вечность, выжило – вчера.
Ты сорвал седьмое покрывало.
Да, пора. Мне кажется, пора.
Ну, простимся. Знают богомолы —
Кровь – вода. Сочтемся как-нибудь.
Нет, постой! Последний женский голод —
Положи мне голову на грудь.
Каин
Я – Каин.
Хлеба мои – ржавые, мертвые остья.
Я – камень.
Я мертвая, грязная, серая осень.
Века мне
Дробят позвоночник, как вилы – солому.
А память
Гноясь, вытекает по свежим изломам.
Я выжат.
Но ненависть все еще в горле клубится.
Ведь выжжен
На каждом, кто дышит, значок кровопийцы.
Все – звери.
Лишь я этот титул веками таскаю.
Но верю
Что знает Господь, кто единственный Каин.
Однажды
Мы встретимся, Бог. Утираясь от пыли.
Ты скажешь:
«Прости меня, сын». Я убью тебя.
Или…
В.Г.
Я ласкаю пальцами книжные переплеты,
У меня цейтнот, аллергия на апельсины,
Два дурных кота, тридцать три блокнота,
Ты мне пишешь: «Слушай, полно работы,
Я бы рад заехать к тебе, красивая,
Но устал, my love, до восьмого пота».
Поняла. Спасибо.
Надеваю черное кружево, губы крашу
в темно-красный, делаю сэлфи в ванной.
Мой рассудок ясен, глаза туманны,
Перспективы, в целом, необратимы.
Имидж – между шлюхой и побратимом,
Ты мне пишешь: «Слушай, не до интима».
Да, ОК. Не страшно.
А потом я злюсь, и в пике срываюсь,
Не звоню три месяца, аж воротит.
Хочешь – и ебись на своей работе,
Хоть на крышке гроба, хоть в подворотне…
Мне плевать, но главное – чтоб не в душу.
Ты мне пишешь: «Я тут подумал, слушай,
Что давно не видел… Ты как, не против?»
Я немедленно раздеваюсь.
Приезжаешь, весь такой в стильном твиде.
Пьем ламбруско, быстро, давно не чокаясь,
И зачем – программа обычно четкая,
Синяки потом на плечах – отчетливо
Проступают, это не страсть, а видимость.
Уезжая, ты говоришь – увидимся.
А любовь – при чем тут…
Закрываю двери, несу молока коту,
На себя не глядя, тоником – красоту
Без особой дрожи с себя смываю.
Через месяц где-нибудь позвонит,
Снова скажет –