Внезапно в синеватой тени выгоревших скал я разглядел лицо старца, пристально смотрящего на меня. Увидев, что я его заметил, тот приветственно наклонил голову и направился вверх по пригорку, иногда оборачиваясь, взглядом приглашая последовать за ним. Не желая сильно отстать, я поспешил к склону. Подъём на священные холмы Каракыра почти не требует усилий и даже наоборот – придаёт энергии, настолько сильна здешняя земля. Но я шёл осторожно и внимательно смотрел под ноги, чтобы не наступить на священные наскальные рисунки, которые уже начали вспыхивать к праздничной ночи золотыми нитями.
На небольшой вершине, с которой была видна оживлённая часть ущелья, старец остановился и ждал, глядя туда, где только что скрылось солнце.
Я подошёл ближе, заглянул в его лицо и замер, потому что узнал эти мудрые смеющиеся глаза, эту уверенную позу и источаемое им ощущение спокойной силы. Не мог не узнать, потому что сотни раз слышал о нём от матери и аксакалов и часто представлял себе эту встречу в мечтах. Но никогда до конца в неё не верил.
– Кыдыр-ата[21]… – оказывается, я забыл всё, что хотел у него спросить.
– Я познакомлю тебя со своим другом, – улыбнулся он.
От взгляда Кыдыр-ата моя душа наполнилась светлым спокойствием.
– Единственную инициацию, которая тебе нужна, может провести только он. Но для начала скажи мне: как далеко ты готов зайти на своём воинском пути? Желаешь ли снискать славу в удалых сражениях, чтобы после осесть в дикханском ауле и не знать более невзгод?
– Я не ведаю жизни вне дорог, – без раздумий ответил я. – Стоять на месте рождены лишь деревья, а кочевник подобен ветру – если он не двигается, значит, мёртв. Я не ищу ни славы, ни покоя, разве что Вечное Небо решит меня ими наградить. Всё, к чему я стремлюсь на своём пути, – служить воле Тенгри и быть опорой своему народу. И так будет, пока я жив.
Кыдыр-ата закивал. Он был доволен моим ответом.
– Я так и знал, – сказал он и взглядом указал на восток: – Иди.
Прямо передо мной на прохладной земле, просыпающейся после зимы, стала ясно различима тропа, ведущая меж черных камней святилища, мимо родника Умай, вдоль пастбищ и выше, к высоким восточным хребтам. Я обернулся, но старец уже исчез.
Тропинка вскоре привела меня к скальной вершине и пропала. Какое-то время буйствовал ветер, он свистел в ушах и морозил пальцы, но потом успокоился, и тогда навалилась оглушительная тишина. Я смотрел на звёзды. Как всегда, зорким хранителем надо мной висел небесный таутеке – знакомое каждому кочевнику с детства созвездие Жеті Қарақшы[22]. Луны не было, и я был этому рад, потому что хотел любоваться звёздами, но не хотел, чтобы