Нет, если я убью себя так, я буду умирать в мучениях с разодранной шеей: руки трясутся слишком сильно. Уж на что-что, а на мучительную смерть я пока не согласен.
Снова потянулись часы, теперь мне нужно было бороться только со сном, но он неотвратимо подступал. Он поджидал меня на каждом повороте мысли, на каждом новом вдохе.
Больше мне не нужно было опасаться того, что я начну дышать во сне, но почему-то я был уверен, что если усну, то уже не проснусь таким, как раньше. Сон все изменит.
Я вслух повторял имена всех, кого знаю. Я повторял сотню раз, но список незаметно становился все меньше и меньше. Вскоре остались только Карпуша, Луна, Кит, Нора, Солнце, Вадик, Шляпа, Борода, Яшма, Погодник и Барракуда.
К вечеру пятого дня одно из моих воспоминаний вдруг стало слишком реальным. Я вспомнил, как в детстве пытался украсть у богатых соседей шарики из сладких водорослей, мы называли их морскими ежами. Я помнил их восхитительный пряный вкус, помнил, как меня застукал отец семейства, у которого я украл. Он запорол меня до полусмерти, но я был совершенно доволен собой даже после всего этого, когда неделю не мог сидеть. Ведь я попробовал морских ежей, я прикоснулся к мечте большинства детей Остова – к богатой жизни.
Я блуждал по своим воспоминаниям, потом их все окутал густой туман, сквозь который уже ничто не пробивалось. Я ничего не чувствовал, ни о чем не думал, ничего не хотел.
Не знаю, сколько прошло времени, но сквозь белесое ничто в мою голову однажды пробрался голос. Я не понимал, что он говорит, я просто слушал, удивляясь тому, что вообще могу что-то слышать. Шло время, а голос не умолкал, он твердил одно и то же бесконечно, набор неприятных, требовательных звуков не прекращался. Тогда я понял, что голос меня раздражает, и вслушался внимательнее.
– Слушай меня! Слушай мой голос! Думай обо мне! Представь меня! Кто я такой? Слушай меня!.. Кто я такой!?
Я стал думать и вдруг понял, что только однажды в жизни слышал такой противный голос. Это был трехглазый уродец… Кажется, его звали Погодник.
Я представил себе его лицо, и оно тут же расплылось в мерзкой острозубой улыбочке.
– Ну, наконец-то! – сказала парящая в пустоте огромная голова. – Я думал, я до тебя уже не достучусь. Какой же ты невыносимый упрямец! Ты не спал пять дней из одного своего упрямства! И зачем, спрашивается? Неужели ты думаешь, я бы бросил тебя в этой яме совсем одного после того, как сам отправил на этот проклятый остров?
Его взволнованная болтовня отзывалась во мне сильной головной болью.
– Замолчи, – попросил я. Собственный голос прозвучал неестественно, он шел не от меня, а отовсюду.
– Нет, ну ты в своих снах, конечно, хозяин, только вот выгнать ты меня не сможешь: я слишком много сил и времени убил на то, чтобы пробраться сюда!
Голова начала уменьшаться, вскоре она стала нормального размера, а из тумана показалось остальное тело. Разрисованная кожа, лохмотья… все, как я помнил.
– У нас мало времени, ведь когда-нибудь ты проснешься