Блудов подметил психологические особенности отношения народа к учению и учителю: «Народ сам признает духовенство законным своим учителем»[213], тогда как казенное учение воспринимается народом больше как житейское[214].
Блудов не считал, что помещик в состоянии сыграть роль народного учителя в требуемом для страны масштабе. Он отмечал, что иногда помещики выступают в роли учителей. Обычно речь шла о занятиях помещиков лишь «с несколькими крестьянскими ребятишками». Мотивация деятельности – «от скуки» – не позволяла строить на них государственный расчет.
Перечисляя социальные типы учителей, помимо помещиков Блудов выделил сельских писарей (подьячих) и выгнанных приказных и отставных солдат. Последних он характеризовал крайне негативно, поскольку видел в них соединение пороков «лихоимца-чиновника с пороками развратного крестьянина»[215].
Будучи человеком государственным, Блудов подчеркивал, что народ един, и тот, «кто владеет образованием – владеет народной мыслью». В этом русле консервативная реформаторская мысль искала возможности укрепления российской государственности. Основные опасения вызывала угроза падения нравственности и необратимость печальных последствий. Блудов предупреждал, что, если в народе происходит «нравственное разложение, тогда ничто не удержит государство от гибели»[216].
Таким образом, «антитеза: европейское Просвещение – русское Православие»[217], остро обозначившаяся после победы над Наполеоном, привела Блудова к убеждению, что образование должно основываться на «исконно русских началах»[218], а российское духовенство «есть сила наиболее хранительная в государстве»[219]. Основной целью образования Блудов считал необходимость помочь народу глубже и сознательнее утвердиться в церковном учении. Данный аргумент он считал принципиальным в суждении о том, что обучение народа должно